Когда слушатель уходит равнодушным...

Советская музыка находится сейчас на знаменательном этапе своего развития, решительно порывая с замкнутостью в узком кругу профессионалов и гурманов-любителей, она ставит своей целью найти путь к широким массам трудящихся, удовлетворить их желания и вкусы. Это относится не только к композиторскому творчеству, о котором идет речь в историческом постановлении ЦК ВКП(б) о музыке, но, в равной степени, и к исполнителям. Какую музыку и как несут они народу? Этот вопрос невольно возникает на многочисленных концертах сезона. Действительность показывает, что и в исполнительском искусстве далеко не все благополучно.

Не так давно, например, в Филармонии выступали пианисты — профессора М. В. Юдина и Я. И. Зак.

Программы концертов привлекли внимание широкой массы слушателей: исполнялись выдающиеся произведения Бетховена, Шопена, Шумана, и следовало ожидать волнующих музыкальных впечатлений.

Однако многочисленная аудитория Филармонии осталась на этот раз неудовлетворенной. Концерты заставили всерьез задуматься о направленности исполнительского искусства некоторых наших пианистов.

Юдина — глубокий, ищущий музыкант — известна как неутомимый пропагандист фортепианной классики. В ее игре чувствуются мужественность, рельефность, внутренняя сила и убежденность — свойства, как нельзя более соответствующие произведениям Бетховена.

Но для Юдиной Бетховен почти всегда композитор страданий, отчаяния, безысходного пессимизма. Именно такая трактовка была особенно ощутима при исполнении 12-й сонаты.

Эта соната известна как произведение глубоко оптимистическое. Бетховен написал ее в возрасте тридцати дет, когда был полон радужных надежд и планов.

Юдина ставит сонату с ног на голову. Первая и вторая части мечтательного пасторального характера звучат с неожиданной ожесточенностью. Все певучее намеренно стирается, все «колючее», наоборот, подчеркивается.

Примерно в таком же духе была исполнена «Вещая птица» Шумана. Все усилия пианистка направила на выявление звучности — ей действительно удалось достичь совершенно своеобразного тона пьесы. Однако ничего общего с истинным содержанием музыки Шумана подобная импрессионистическая трактовка не имеет.

Неудачи Юдиной — не случайность. Это результат ошибочной творческой установки.

Юдина отрицает важнейший принцип русского пианизма — певучесть игры, в основе которой лежит характер русской народной песни и инструментальной музыки. Игра ее основывается на плавном течении мысли и естественных речевых интонациях, а не на резких переходах от одной звучности к другой.

Юдиной словно не хватает уже известных приемов фортепианной игры. Она ищет нечто отличное от общепринятых норм, усложняет содержание, изменяет авторские ремарки. Однако то, что у узкого круга музыкантов может вызвать некоторый профессиональный интерес, приводит слушателя лишь в недоумение, раздражает и угнетает.

Шопеновский вечер Якова Зака удивил несколько легковесным подходом к музыке гениального польского композитора.

Зак начал с небольших фортепианных произведений Шопена, постепенно подготовляя слушателя к сложному, глубокому содержанию сонаты в си-бемоль-миноре, завершавшей концерт. Немного найдется в фортепианной литературе произведений, раскрывающих столь искренне и волнующе внутренний мир человека.

Соната дает неисчерпаемые возможности воздействия на слушателей, но и требует от музыканта большой ответственности. Здесь мало лишь технического, пусть даже самого безукоризненного мастерства. По воспоминаниям современников, великие пианисты прошлого — Лист, Рубинштейн, — исполняя эту музыку, становились трибунами, увлекавшими за собой массы слушателей, будившими в них самые благородные мысли и чувства.

С концерта Зака слушатель ушел равнодушным. Пианист словно отгородился от зрительного зала и играл лишь для самого себя, холодно и деловито. Особенно это ощущалось в первой части сонаты. В ней не было драматического напряжения.

С большой технической умелостью пианист показывал отдельные островки красивых звучаний, великолепно разыгрывал виртуозные места, но все это не объединялось общей идеей, игралось без воодушевления и потому, разумеется, не дошло до слушателя. Внимание лишь к внешним деталям стерло разницу между столь неодинаковыми по характеру сочинениями, как соната в си-миноре и баркарола, соната в си-бемоль-миноре и скерцо.

И здесь частное довлело над общим, техника над содержанием.

***

Советский пианизм исторически наследует лучшие традиций русской фортепианной культуры прошлого: высокую содержательность музыки, певучесть игры. В них — основа и залог движения вперед советской фортепианной школы.

Концерты некоторых наших пианистов, оказывающих большое влияние на воспитание музыкальных вкусов, свидетельствуют о том, что подчас этими великими заветами пренебрегают в угоду мнимой оригинальности, формальному равнодушному мастерству.

С. Хентова