Михаэль Задора

Вокруг имени Задоры и в Москве и в Ленинграде загорелись ожесточенные споры, характерные уже одним фактом своего возникновения. Несомненно только одно: Задора — весьма примечательный пианист, еще более останавливающий на себе внимание, как психологический тип.

Он — живое воплощение человека тридцатых годов прошлого столетия. Все, начиная от внешнего облика и манер и кончая приемами и стилем исполнения, воскрешает давно изжитую атмосферу далекой старины.

Реклама и молва предваряли его появление, как «Паганини рояля». Ничего не может быть более ошибочного и ложного. В Задоре отсутствует не только ореол демонизма, окружавший гениального скрипача, но и просто его блестящая виртуозность. Я бы сказал даже больше: Задоре часто не хватает, именно, самой простой виртуозности, дозволяющей уберечься от мазков, пропусков и общей нечеткости рисунка.

Однако, это искупается совершенно иным. Задора — мечтательный лирик, развертывающий подчас такие звучания, каких не удавалось достигнуть ни одному из других первоклассных пианистов.
Его удар, мягкий и задушевный, как нельзя более соответствует статичности его исполнения. Задора любуется извлекаемыми им звуками, заставляя ими любоваться также и аудиторию. Всякий момент лирической остановки глубоко захватывает и трогает.

Он возвращает нас к элегантной интимности европейских салонов первой половины XIX века, и, пожалуй, нет ни одного пианиста, который смог бы с ним в этом поспорить. И если каждой эпохе свойственна определенная акустика, то акустика Задоры — акустика тех пышных гостиных, где некогда блистал и Фильд и Шопен, и которые казались давно утратившими всякое обаяние.

Задора доказал, что это — не совсем так, убедив аудиторию, что много забытых красот таится в очаровании искусства прошлых дней.
И это одно говорит за него, как большого артиста.

С. Г—г.