Ганс Кнаппертсбуш

Для широкой концертной публики дирижерское искусство — вид исполнения, наиболее трудный для понимания и оценки. И если все же выступающие на нашей концертной эстраде мастера оркестровой игры получают признание в меру их действительной квалификации, то в конечном счете критерием служит не материальная осознанность художественного восприятия, а безотчетный инстинкт, пробуждаемый большей или меньшей волевой напряженностью дирижерского исполнения. Когда же рядовой концертный слушатель пытается конкретизировать свое впечатление, подвести реальную базу под свое ирреальное художественное состояние, он путается в об'яснениях.

Он готов тактирование принять за дирижирование, размашистость жестов — за признак эмоционального напряжения дирижера и т. д.

С этой точки зрения появившийся в Филармонии мюнхенский дирижер Ганс Кнаппертсбуш интересен тем, что он выбивает почву у тех, кто пытается видимыми причинами об'яснить невидимое явление. Прежде всего, Кнаппертсбуш почти вовсе не тактирует. Между тем четкость ритма в его исполнении — поразительна. Кнаппертсбуш чрезвычайно скуп на внешне выразительные, широкие, «красивые» движения. А тем не менее при этой необыкновенной сдержанности жестов он достигает захватывающих нарастаний, изумительной динамической гибкости. Кнаппертсбуш в волевом смысле настолько силен, настолько заряжен властными художественными импульсами, истекающими из него, как из динамо, в исполнительский аппарат, — что ему почти нет надобности внешне подчеркивать свое дирижерское главенство. Создается впечатление, будто оркестр Филармонии играет сам собою, превратился в какой-то Персимфанс.

На самом деле это, конечно, не так. Оркестр Филармонии, переходя в течение ряда лет из одних дирижерских рук в другие, не знает своей собственной коллективной воли. Он творит художественно-исполнительские ценности большей или меньшей значимости, находясь в состоянии своего рода гипнотического транса под давлением чужой художественной индивидуальности.

Это имело место и в концерте под упр. Кнаппертсбуша. Несомненно, что и веберовская увертюра к «Оберону», и c-dur-ная симфония Шуберта, и «Дон-Кихот» Штрауса звучали так, как того хотел дирижер.

Но как он сумел добиться этого? Несомненно, только волевым овладением оркестра. И средством к тому послужил очень своеобразный, необычный, чрезвычайно гибкий и тонкий язык иногда едва уловимых, но выразительных движений лица, головы, всего корпуса, пальцев руки. Кнаппертсбуш горит во время исполнения глубокими внутренними переживаниями, которые материализуются во всей его фигуре, неминуемо передаются оркестру и заражают его неотразимо.

Но, конечно, весь этот акт совершенного воспроизведения звучащей музыкальной композиции возможен лишь потому, что Кнаппертсбушу, как художнику, есть что сказать, что ему свойственно такое живое понимание исполняемого, которое сообщает и Веберу, и Шуберту значение произведений, близких современному слушателю, — не менее близких, чем необычайно красочная и поэтическая симф. поэма Штрауса «Дон-Кихот».

В Кнаппертсбуше мастерство соединяется с огромным волевым и эмоциональным темпераментом. Это ставит его в ряды наиболее выдающихся современных дирижеров.

Н. Малков