Сергей Прокофьев

Концерт в Филармонии

За последние годы интерес к творчеству С. Прокофьева у нас стал заметно остывать. В свете новых углубленных требований к содержанию музыки многое в творчестве Прокофьева, радовавшее не только закоренелых сторонников «современничества», но и более широкие слушательские круги, стало казаться потускневшим. Советского слушателя произведения Прокофьева удовлетворяют только при строго критическом отборе их. Наиболее интересным в них остается все тот же юношеский период здорового, полнокровного, иронического, порой саркастического Прокофьева, порывающего с академическими традициями, бросающего в своих произведениях дерзкий вызов всей системе воспитания композитора в условиях старой капиталистической России.

Последние произведения Прокофьева носят на себе явные следы упадка и мятущихся поисков. Об этом говорят его третья симфония, ряд произведений, показанных им в камерном концерте года три назад, и, наконец, его последняя «Соната-пастораль», бесцветный импрессионизм которой несравним с достижениями французской импрессионистической музыки для рояля.

Композитор, по-видимому, находится уже давно на каком-то длительном, трудном для него перепутьи, утратив былой блеск, смелость, задор.

Зато по-прежнему и, более того, с новой силой воспринимается другое творчество Прокофьева — его исполнение на рояле. Прокофьев — исключительный пианист. Его волевой, страстный ритм держит слушателя в необычайном напряжении. Звучание инструмента у Прокофьева мало сравнить с оркестровым, в нем есть многое от самых тонких, щепетильных регистров органа, в нем звучит медь мощного военного оркестра и новый «металл» самого рояля. Прокофьев на этот раз, как пианист, показался еще более выросшим. Никогда прежде, глядя на его стальные кисти рук, на свойственные только ему приемы движения по клавиатуре, не приходило в голову, что Прокофьев мог бы хорошо играть Шопена, Шумана, Скрябина. Сейчас рояль не случайно, а целыми эпизодами звучал у него по-шопеновски проникновенно, появились новые качества, заговорила лирика, раскрылась поэзия этого инструмента в «Мимолетностях», в мелочах, сыгранных на бис, в сопровождении вокальным произведениям.

В первом концерте из произведений Прокофьева, кроме автора, выступал еще артист Государственной оперы С. Чесноков, исполнивший «Под крышей» и «Гадкий утенок». Трудно назвать их романсами, скорее это особая категория вокальных пьес. Первая из них сейчас уже совсем не звучит, вторая — жанровая музыкальная картинка «Гадкий утенок» на текст сказки Андерсена, наоборот, воздействует на слушателя.

Артист Чесноков при скромных голосовых средствах все же сумел успешно преодолеть незаурядные трудности этих произведений.

В. Музалевский