Знакомство Малера с Россией началось задолго до этого. Еще студентом венской консерватории в конце 70-х Густав посылает рукопись своего ля-минорного фортепианного квартета на конкурс, который проводит Петербургское общество камерной музыки. Однако пунктуальность никогда не была сильной стороной российской почты – рукопись до Петербурга не дошла.

В 1897 Малер, в ту пору дирижер Гамбургской оперы, и сам побывал в Российской империи – он дал один концерт в Москве, восхитился снегом и вкусным чаем:

«Жизнь здесь великолепна! За 30 пфеннигов можно доехать куда угодно. В моей комнате стоит самовар, и я беспрерывно пью из него чай….. Люди здесь чрезвычайно любезны и внимательны…. А такой благоустроенности я не встречал даже в Англии!»

Из письма сестре, Юстине Малер 1(13).03.1897

Большого резонанса концерт не получил, имя Малера пока не на слуху у меломанов. Его европейская, а затем и мировая слава начнется лишь на следующий год, с получением поста капельмейстера знаменитой Придворной Венской оперы. Кстати, именно это назначение внезапно станет препятствием для удачной дирижёрской судьбы Малера в России.

В ту пору большинство гастролеров приезжали по приглашению Императорского Русского Музыкального общества. В 1898 председатель Московского отделения ИРМО, дирижер Василий Сафонов задумывается об устройстве концертов Малера в Москве и Петербурге. Против этого резко возражает глава столичного ИРМО, композитор Цезарь Кюи. Он – горячий поклонник хорошо известного в Петербурге блестящего дирижера Ганса Рихтера, с которым Малер делит должность в Вене. Кюи считает Малера самозванцем, стремящимся «подсидеть» опытного коллегу. Эта личная неприязнь могла бы поставить точку в истории русских гастролей Малера. Но приглашение посетить Петербург все же пришло. Причем, с неожиданной стороны.

В конце 1901 года с Малером связались представители фортепианной фирмы «Шредер». Петербургская фабрика, открытая немцем Иоганном Фридрихом Шредером, к этому моменту являлась официальным поставщиком Императорского двора и Петербургской консерватории.

Большой магазин-салон с концертным залом Шредеры открыли на Невском проспекте еще в середине XIX века, а к началу ХХ решили заняться организацией концертов и на других площадках. Громких имен в сезонах немецких фабрикантов почти не было. Их единственной несомненной удачей стало открытие для российской публики Густава Малера.

 "Малер дирижирует своей симфонией"

Малер, разумеется, соглашается дать концерты в зале Дворянского собрания, где к тому времени выступали Лист, Берлиоз, Вагнер, Дворжак, Чайковский… В двух программах он продирижирует Третьей симфонией Бетховена, соль-минорной симфонией Моцарта и фрагментом из оперы Вагнера «Тристан и Изольда» – по тем временам сплошные «хиты».

Позднее первая скрипка оркестра Императорского Мариинского театра, с которым выступал в Дворянском собрании Малер, Виктор Вальтер напишет:

«На мой вопрос, каким образом он достигает таких новых высот, исполняя такие знакомые нам ноты, Малер сказал слова, которые можно было бы написать на его памятнике: «Самое важно в музыке не написано в нотах».

В Петербурге под управлением Малера звучит и Чайковский – неслучайное имя в репертуаре дирижера. Еще в 1892 Малер готовил премьеру «Евгения Онегина» в Гамбурге. Дирижировать спектаклем приехал сам композитор. Но, посетив генеральную репетицию, он доверил провести премьеру молодому дирижеру. Впоследствии Малер не раз поставит «Онегина», «Иоланту» и «Пиковую даму» – в Европе и Америке. В 1902-м в Дворянском собрании он исполняет симфонию «Манфред». Ни одного собственного сочинения в программе Малера не будет. Малер-дирижер моментально завоевывает петербургскую публику. Свой триумф он рад разделить с самым близким человеком – женой Альмой.

Альме всего двадцать три. Но, кажется, она уже точно знает о своем основном призвании – быть музой великих современников. Дочь австрийского пейзажиста Эмиля Шиндлера, Альма была возлюбленной художников Густава Климдта и Оскара Кокошки, ее вторым мужем был архитектор, основатель Баухауза Вальтер Гропиус, а третьим супругом – писатель и поэт Франц Верфель. Вместе с Верфелем Альма эмигрирует в Америку, но похоронить себя завещает рядом с первым мужем – Густавом Малером. Да и фамилию Малер она оставит навсегда. Их отношения никак нельзя было назвать безоблачными. Незадолго до смерти, узнав об измене жены, Малер даже ездил к отцу психоанализа Зигмунду Фрейду.

Но в Петербург Густав и Альма приезжают молодоженами, русские гастроли стали их свадебным путешествием. Малеры радуются виду на Исаакиевский собор из окон гостиницы «Англетер», ходят на приемы, заглядывают в Эрмитаж – здесь Густав долго стоит перед «Блудным сыном» Рембрандта, бродят по улицам города Достоевского – любимого писателя Малера. Достоевским он зачитывался с юности. Арнольд Шенберг вспоминал, как Малер советовал ему работать с учениками: «Дайте почитать этим людям романы Достоевского. Это важнее, чем контрапункт!»

«В нем есть что-то…… от Достоевского», напишет музыковед и будущий художественный руководитель ленинградской филармонии Александр Оссовский во время следующего визита Малера в Россию.

В последние дни гастролей восхищенный тон уступает апатии – Малер жалуется на мигрени и насморк, подхваченный в промозглой российской столице, и мечтает о Вене. В Петербург он вернется в 1907-м. Один. Композитор поселится там же, в «Англетере». Из гостиницы в венскую квартиру он почти ежедневно сообщает Альме новости, пишет о том, что отель стал дороже, но хуже, просит жену срочно сообщить размер ее ноги – в Петербурге продают «чудо какие сапоги» и их непременно нужно купить! Стыдит супругу за то, что она не находит времени написать ответ. В «Англетер» доставят несколько телеграмм с совершенно одинаковым текстом в три слова: «Все хорошо. Альма».

В этот второй визит Малер в Дворянском собрании не дирижировал. Его концерты прошли в зале Консерватории. Здесь композитор, наконец, представил и свою музыку – Пятую симфонию, посвященную все той же Альме Малер. Вторая часть симфонии известна даже тем, кто не может назвать себя меломаном – она звучит в фильме Висконти «Смерть в Венеции». Приняли симфонию холодно. Рецензент петербургской газеты «St. Petersburgische Zeitung» Иосиф Витоль писал:

«Нельзя по-настоящему понять эту музыку, которая в отдельных местах отмечена печатью мастерства, но которую можно только послушать, покачивая головою и… отложить».

Римский-Корсаков отозвался еще более резко, назвав симфонию «бездарной, безвкусной, с крайне грубой, грузной инструментовкой…» И добавил: «Обидно, право, за Малера как за музыканта». Впрочем, так думали не только в России. Современники в первую очередь воспринимали Малера как великого дирижера. Писать музыку ему приходилось лишь месяц в году – во время отпуска. За эти летние месяцы накопилось внушительное наследие: девять симфоний, симфония-кантата «Песнь о земле», вокальные циклы «Песни странствующего подмастерья», «Волшебный рог мальчика», «Песни об умерших детях» … Увы, чаще всего они не находили отклика у слушателей. Малер объяснял это двумя фразами: «Я несовременный человек. Мое время еще придет». И, несомненно, оказался прав.

В дореволюционном Петрограде музыка Малера звучала буквально несколько раз. Зато уже в 20-е годы в Ленинграде существовало сразу два кружка, члены которых проводили свободное время, играя симфонии Малера в переложении для восьми рук на двух роялях. Среди участников кружков были и музыканты, тесно связанные с Петроградской филармонией: дирижер Николай Малько (он возглавит филармонический оркестр в 1927 году), будущий художественный руководитель филармонии, критик Иван Соллертинский (он впоследствии напишет первую книгу о Малере на русском языке), Эмиль Купер – первый главный дирижер, директор, один из основателей филармонии. Именно Купер уже в 1922 году исполнит в Большом зале все ту же Пятую симфонию Густава Малера. В аннотации к концерту имя композитора вновь окажется рядом с именем героя Достоевского:

«Малер знал силу заклинаний, потому что сам ощущал власть наваждений: как Манфред он повелевал духами и вызывал смерть, и вместе с тем, как Иван Карамазов носил в своей душе изображение черта…»

Из аннотации к программе Большого зала 29 ноября 1922 года

Густав Малер. Партитура Симфонии № 5, 1903 год

Известно, что горячим поклонником Малера был Дмитрий Шостакович, имя которого сегодня носит Петербургская филармония. Когда Шостаковича спросили, что бы он взял с собой на необитаемый остров, он, не задумываясь, ответил: «Партитуру Малера».

О. Р.