Нуреев Рудольф Хаметович – артист балета, балетмейстер.

Имя Нуреева уже при жизни стало легендой, символом, за которым реальная биография приобретает черты беллетристики. Авантюрную, немыслимую для тех времен историю эмиграции танцора окрестили «прыжком в свободу», а самого Нуреева газеты называли «великим Руди».

Словно готовя Рудольфа к странствиям по миру, судьба подстроила его рождение в поезде, где-то по дороге во Владивосток. Танцевать Нуреев начал во время войны, в Уфе. Против воли отца он занимался в самодеятельном кружке, а также брал уроки у бывшей балерины Анны Удальцовой – когда-то она танцевала в Дягилевской труппе, теперь жила в уфимской ссылке как жена «врага народа».

В семнадцать лет Нуреев приезжает в Ленинград. Позднее он писал, что может забыть дату своего рождения или переезда за рубеж, но день, когда он сел на поезд, чтобы отправиться в Ленинград, помнит всегда – это было 17 августа 1955 года. С сентября Нуреев начал занятия в Хореографическом училище. Учиться он будет у известного артиста и педагога Александра Пушкина, который предоставит студенту и комнату в своей квартире – в интернате Рудольф не находил общего языка с соседями. Его младший коллега Михаил Барышников вспоминал, что в те годы Нуреев отчаянно пытался наверстать всё упущенное в детстве и ранней юности: «Каждый вечер он был на балете или в филармонии. И каждый день, весь день – танец».

В Филармонии Нуреев появится не только в качестве слушателя: в 1959 и 1960 годах дважды выступает в сборных концертах в Большом зале. К этому времени его принимают в труппу Театра им. Кирова (Мариинского). В дебютном спектакле – «Лауренсии» – танцует в паре с Наталией Дудинской: она сама выбирает себе партнера. С труппой Кировского театра Нуреев и отправится на гастроли, с которых не вернется домой, попросив политическое убежище прямо в парижском аэропорту на глазах у сотрудников КГБ, курировавших советских артистов в поездке.

На родине Нуреева приговорили к конфискации имущества (которого почти и не было) и к семи годам лишения свободы, разумеется, заочно. За эти семь лет Рудольф покорит весь мир. Он станет звездой парижской сцены, Копенгагенского и Лондонского Королевского балета, премьером венской труппы. Очереди за билетами на его дуэт с балериной Марго Фонтейн занимали с ночи, в Вене Нуреев и Фонтейн поставили мировой рекорд – занавес после спектакля поднимался восемьдесят раз… В европейском и американском лексиконе появляется новое слово – «рудимания», поклонники блокируют лимузины, в которых артист едет на репетиции, заваливают сцену цветами, скандируют его имя, как фанаты рок-звезд на стадионах. Яркая, эпатажная слава артиста – с покупками бесчисленных квартир и вилл, щелчками камер назойливых папарацци, порой заслоняла истинную величину Нуреева как революционера от балета, с блестящей пластикой, техникой и невероятной эмоциональной отдачей во время каждого спектакля – а их в разгар западной карьеры танцора бывало до 300 в год. Но эпидемию «рудимании» было уже не остановить.

По стране, где он родился и вырос, Нуреев, как утверждал сам, не скучал. Однако долгое время он пытался добиться права перевезти во Францию больную мать, используя все свои связи и средства. Разрешения он не добьется. Самому артисту позволят приехать попрощаться с мамой в Уфу в 1987-м, за несколько дней до ее смерти, мать уже не узнает его. Через два года Нуреев в последний раз приедет в Ленинград, чтобы выступить на сцене, где когда-то начинал танцевать – в Кировском театре, который уже совсем скоро станет Мариинским.

В 1983–1989 Рудольф Нуреев возглавлял балетную труппу Парижской Гранд-опера, в последние годы жизни, когда болезнь не позволяла ему танцевать, продолжал ставить балеты, а также неожиданно решил попробовать себя в качестве дирижера.

Именно уходом героя в оркестровую яму, как в иную сферу, иную жизнь, окончили авторы свой спектакль «Нуреев» в Большом театре. С его постановкой «Великий Руди» вернулся на российскую театральную сцену в качестве персонажа.

О. Р.