Пресса
«Советское Искусство»
Плоды беспринципства и делячестваПлоды беспринципства и делячества
Главное управление музыкальных учреждений Комитета по делам искусств является в области музыки высшей руководящей государственной организацией в стране. Управление призвано осуществлять политику партии в области музыкального искусства, добиваться всемерного под’ема музыкального творчества и исполнительства в СССР. Однако, несмотря на исключительно благоприятные условия для расцвета музыкальной культуры, руководители управления (т.т. Сурин и Орвид) не сумели организовать и направить по верному пути развитие советской музыки. Более того, в результате бюрократического, беспринципного руководства со стороны управления музыкальная жизнь в некоторых своих звеньях шла к упадку. Официальное благополучие, парадные мероприятия, рассчитанные на внешний эффект, скрывали за собой вопиющие недостатки в системе руководства музыкальной жизнью.
Принципиально неверной была практика государственных заказов музыкальных произведений. План заказов, составлявшийся на основе случайных заявок отдельных композиторов, не выражал государственной репертуарной политики. Инициатива управления, его направляющее влияние в создании идейно-полноценных произведений были сведены к нулю. Так, в 1947 году были оформлены в виде заказов и приобретены 8 произведений композитора С. Прокофьева; среди них — 4-я симфония, написанная в США на материале его «евангельского» балета «Блудный сын» и ныне заново переработанная. Среди произведений, заказанных в 1947 году, преобладали сочинения абстрактно-инструментального жанра: 8 симфоний, 7 сонат, 4 квартета, 12 увертюр к 30-летию Октября под различными условными юбилейными названиями (3 «торжественные увертюры», 3 «торжественные оды», 2 «праздничные увертюры», «героическая», «приветственная», «патетическая» и т. д.). Ни одно из названных произведений не оказалось достойным великого праздника. Вместе с тем, в плане заказов почти отсутствовали хоровые произведения, а немногие ораториальные сочинения на современные темы оказались малоудачными.
Творчество композиторов союзных республик оставалось вне поля зрения управления, — они не привлекались к созданию новых сочинений. В плане заказов, например, не представлены композиторы Белоруссии.
Работники управления ни разу не поставили перед композиторами во всю широту задачу создания программных, текстовых произведений, отражающих образы советской современности. За последние несколько лет не создано ни одного крупного произведения на тему об Отечественной войне, о победах Советской Армии, о социалистическом труде. Из принятых в 1947 году 266 произведений только 7, по мнению самих руководителей управления, могут быть отнесены к программному жанру. Не направляя композиторов, а слепо следуя за их заявками, управление снизило роль государственных заказов, превратив их в своеобразную систему меценатства за счет казны. Произведения, выполненные по заказу Комитета, обсуждались келейно, в узком кругу штатных работников управления, без привлечения музыкальной общественности. Отдельные опусы посылались на отзыв и консультацию именитым композиторам и исполнителям — активным приверженцам формалистического направления.
Большая часть музыкальных произведений, принятых Комитетом по госзаказам, оказалась мертвым капиталом. Так, из 38 симфонических произведений, приобретенных в 1947 году, только 6 было исполнено в открытых концертах Московской филармонии. Некоторые крупные симфонические сочинения были рассчитаны на искусственно раздутый, надуманный состав оркестра и могли быть исполнены только в Москве и Ленинграде. («Симфония-поэма» Хачатуряна, «Ода на окончание войны» Прокофьева). Ни один из периферийных оркестров, конечно, не мог поставить подобные трудно исполнимые произведения.
Столичные филармонии, находившиеся в центре внимания Комитета, вели в последние годы неверную репертуарную политику. Центральное место в симфоническом репертуаре филармоний заняли формалистические произведения небольшой группки так называемых «ведущих» композиторов. Руководство комитета считало, что именно в этом заключается «поворот к современности», который был продиктован решениями ЦК ВКП(б) о литературе и искусстве. В 1947 году в симфонических программах Московской филармонии 36 процентов заняли произведения советской музыки, большей частью чрезмерно усложненные, не находившие отклика у аудитории; среди них оказались: симфония № 3 Г. Попова, фортепианный концерт № 3 С. Фейнберга, «Симфония-поэма» А. Хачатуряна, 6-я симфония С. Прокофьева. С другой стороны, исполнялись произведения слабые, малоинтересные, недостойные внимания крупнейшего в стране симфонического коллектива (поэма «От мрака к свету» В. Небольсина). Часть этих произведений включалась в юбилейную декаду советской музыки, посвященную 30-летию Октября, под видом «лучших достижений», что вызвало справедливые протесты со стороны слушателей-абонементодержателей.
Ленинградская филармония также усиленно пропагандировала произведения суб’ективистские, мрачные, не отвечавшие идейным задачам советского искусства (8-я симфония Шостаковича, симфония Р. Бунина).
Злоупотребление сложными, надуманными, непонятными широкому слушателю сочинениями привело к тому, что публика перестала интересоваться советской симфонической музыкой, потеряла доверие к ней. Об этом свидетельствуют цифры посещаемости симфонических концертов Московской филармонии: на симфонию № 3 Шебалина был продан 21 процент билетов; на симфонию № 3 Попова — 31 процент; на симфонию № 8 Книппера — 20 процентов; на концерт № 3 Фейнберга и кантату «Расцветай, могучий край» Прокофьева — 13 процентов, в то время как концерты из произведений Чайковского, Бетховена, Баха, Берлиоза, Рахманинова давали, почти как правило, 100-процентную посещаемость.
Руководство Комитета и филармонии не считалось с материальными убытками, не интересовалось отношением публики к симфоническому репертуару, исходя в основном из чисто ведомственных соображений. Директор Московской филармонии В. Власов, стремясь к самому широкому показу творчества композиторов формалистического направления, щеголяя исполнением «новинок», не включал в программы советские произведения реалистического характера. В репертуаре филармоний недостаточно полно отражены достижения русской и западноевропейской музыкальной классики. Из русской классической музыки исполняется главным образом Чайковский. Мало играются произведения Глинки, Балакирева, Танеева, Римского-Корсакова, Калинникова. Редко можно услышать симфонии Бородина. Из огромного наследия Глазунова дается только одна 5-я симфония, да и то в исполнении слабых дирижеров. Творчество Бетховена, Шуберта, Моцарта, Баха, Гайдна, Берлиоза, Мендельсона. Грига, Вагнера представлено крайне скупо, в одних и тех же, постоянно повторяемых, образцах. Все это создает у слушателей превратное представление о состоянии нашей симфонической культуры.
Высокоталантливые солисты-исполнители Москвы и Ленинграда не ощущали должного идейно-художественного руководства со стороны Комитета. В результате совершенно ненормального положения с оплатой труда исполнителей-концертантов, ряд крупнейших певцов и инструменталистов почти перестал выступать в симфонических концертах. Даже московская аудитория, не говоря уже о периферии, почти не видит на симфонической эстраде пианистов Гилельса, Флиера, певцов Козловского, Рейзена, Лемешева, Пантофель-Нечецкую и многих других. В то же время в крупнейших концертных залах столицы стали все чаще выступать незрелые музыканты, еще не обладающие достаточным мастерством.
В последние годы резко сузился размах массово-просветительной работы, проводимой крупными филармониями (исключение составляет лишь Ленинградская филармония). В Москве массово-музыкальная работа филармонии рассматривается, как незначительное, третьестепенное дело, и развернута плохо. Государственный симфонический оркестр Союза ССР после войны ни разу не выезжал в рабочие районы страны. Филармония насаждает в клубах практику стандартных «смешанных» концертов, лишенных какой-либо художественной, идейно-воспитательной ценности. «Смешанные» концерты в клубах, особенно в праздничные дни, когда некоторые артисты в погоне за «длинным рублем» выступают по 5-6 раз в вечер, превратились в грубую пародию на искусство. Ряд известных артистов (Батурин, Ильинский, Русланова и др.) стяжали себе дурную славу частыми халтурными выступлениями, порочащими их почетные звания.
Лекции-концерты, организуемые Московской филармонией, проводятся крайне узким кругом лекторов, неспособных по-настоящему увлечь массовую аудиторию. Большинство лекций по русской музыкальной классике читал и. о. художественного руководителя филармонии И. Ремезов, не имеющий специальной научной подготовки. В то же время не привлечены крупные ученые-музыковеды. В результате клубная аудитория в значительной мере оторвана от настоящей, высокой музыкальной культуры; рабочей и учащейся молодежи прививается вкус только к концертам второсортной эстрады и оперетта. При попустительстве Комитета резко снизился уровень музыкальной жизни на крупных курортах СССР (Ялта, Сочи, Кисловодск). Если до этого эти города славились высоким уровнем музыкальной жизни, то ныне эти традиции в значительной мере утеряны.
Управление слабо руководило крупными музыкальными коллективами, находящимися в его ведении. Репертуар хора под управлением Свешникова, Государственного оркестра народных инструментов слабо пополняется произведениями на современные темы. Круг авторов, пишущих хоровые сочинения и пьесы для народных инструментов, крайне ограничен. Эти коллективы почти не выезжают на периферию. Ансамбль народного танца под управлением Моисеева, много выступавший за границей, за последние три года ни разу не выступал нигде в СССР, кроме Москвы и Ленинграда. Так же мало гастролируют хор им. Пятницкого, хор под управлением Свешникова.
Вся организация гастрольно-концертной работы в стране нуждается в существенной перестройке. Население многих крупных городов СССР в течение ряда лет не слышало симфонических концертов, выступлений известных артистов.
Такой крупный индустриальный центр, как Кривой Рог, в течение долгого времени довольствуется театрами лилипутов, цыганскими ансамблями и низкопробной эстрадой. Управление музыкальных учреждений не приняло мер к тому, чтобы организовать систематические гастроли крупных музыкальных коллективов и выдающихся артистов на периферии. Отсутствие постоянного общения с народом отрицательно отражается на творческом росте самих артистов.
Если столичные концертные организации еще пользовались некоторым вниманием Комитета, то работа многочисленных периферийных филармоний оставалась, по существу, вне поля его зрения. Многие периферийные филармонии не отвечают своему назначению. Такие филармонии, как Астраханская, Дрогобычская, Новгородская, Псковская, Южно-Сахалинская, Вологодская, Сумская, не имеют ни одного музыкального коллектива, а подчас и ни одного штатного исполнителя. В ряде случаев под вывеской «филармонии» функционирует посредническое бюро, устраивающее случайные концерты с участием заезжих «диких» ансамблей. Вместо пропаганды высокоидейных музыкальных произведений такие карликовые филармонии на деле становятся рассадниками халтуры.
Репертуарная беспринципность, неповоротливость были проявлены управлением и в руководстве такими важными областями, как эстрадное искусство, выпуск граммофонных пластинок и т. п.
Постановление ЦК ВКП(б) об опере «Великая дружба» В. Мурадели с огромной силой подчеркнуло общественную значимость музыки, как средства идейного воспитания народа.
Ликвидировать антинародные, формалистические извращения в музыкальном искусстве, добиться подлинного расцвета советской музыки, поднять на небывалую высоту музыкальную культуру масс, сделать хорошую музыку достоянием миллионов трудящихся — таковы благородные задачи, встающие ныне перед Комитетом по делам искусств.