Конец симфонического сезона

Филармония приберегла для своих последних двух концертов интересные программы. Из «стариков» один Бах с его концертом, в стильной оркестровке М. Штейнберга. Остальная программа посвящена модернистам, включая сюда и Скрябина, — Малеру, Прокофьеву и Стравинскому, я сказал бы: модернистам средней группы.

С большой тщательностью и под’емом были проведены Унгером обе сложные вещи: «Божественная поэма» Скрябина и 5-я симфония Малера. Не померк и, вероятно, еще долго не померкнет яркий блеск Скрябина-симфониста, несмотря на то, что его в последние годы изрядно трепали в концертах.

Солистка первого из отчетных концертов — пианистка Н. Позняковская впервые познакомила с 3-м фортепианным концертом С. Прокофьева. Я поставлю Прокофьева во главе современной русской музыкальной молодежи. Начиная с первого (юношеского — и с таким юношеским порывом написанного) фортепианного концерта и кончая нынешним, технически и формально гораздо более сложным, у Прокофьева — творческая линия неотступно волнуется я стремится в высь. Этот композитор, я бы сказал, моцартовского духа. Его музыка самоцельна; Прокофьев не боится игры в звуки, игры, порой, самой дикой, самой необузданной и пестрой, и в то же время... привлекательной.

Н. Позняковская отлично передала этот полный виртуозного блеска концерт.

«Фейерверк» Стравинского — старый знакомый. Это его юношеская партитура. Унгер сумел зажечь этот «фейерверк» красочно и с надлежащим шумом.

Малер. Малеру был посвящен весь последний вчерашний концерт. «Песни об умерших детях», с акк. оркестра (5 №№) и 5-я симфония. Они совершенно поблекли перед симфонией. Однообразно, тягуче, как чужое, уже остывшее горе, кроме — заключительной, нежной и певучей погребальной «колыбельной». Что же могла сделать исполнительница О. В. Тарновская?

Чрезвычайно странно, что 5-ю симфонию Малер также начинает с похоронного марша, мастерски написанного и нового после бесчисленных похоронных маршей, и связывает его, вполне логично, с бурными Tempestoso. В нем чувствуется что-то мятущееся, протестующее. Почему среднюю часть — подлинный вальс, яркий, своеобразный, хотя и растянутый, Малер назвал «скерцо», — сказать трудно. Лучшая часть — небольшое, действительно прекрасное Adagietto. За ними финал — рондо, наименее удачная часть, растянутая, излишне пестрая, сбивающаяся на шествие мейстерзингеров, но с блестящим заключением. Симфония, как и вся программа, отлично удалась Унгеру.

Н. Финдейзен