Филармония

Первая половина сезона базировалась по преимуществу на советских исполнителях. Среди них заметное место заняли москвичи В. И. Сук, Н. С. Голованов и С. Н. Василенко.

Первый из них неудачно выступил с программой из произведений Глазунова (5-я симфония и скрипичный концерт в исп. даровитого, но недостаточно еще зрелого виртуоза Д. Ойстраха), проведенных в общем сухо-формально. Значительно большее впечатление оставила программа из произведений Чайковского (редко исполняемая за последнее время симфония «Манфред» и «Франческа да-Римини»).

Н. С. Голованов появлялся на эстраде Филармонии дважды, при чем Скрябин (2-я симфония и Поэма экстаза), несмотря на своеобразность и, часто, спорность трактовки, удался дирижеру лучше, чем Бородин (2-я симфония, составлявшая капитальный номер второго концерта).

С. Н. Василенко, некогда представитель «левизны» в русском музыкальном творчестве, выступил с программой, большую часть которой составляли разные обработки старинных мастеров (Андрэ Детуш, анонимная сюита «Зодиак» и лютневая сюита), прекрасно преломляющие стиль отдаленных времен в звучности современного рафинированного оркестра.

Из ленинградских исполнителей следует еще отметить Н. А. Малько, составившего программу последнего своего концерта из произведений Шуберта (неоконченная симфония и увертюра «Розамунда») и Шумана (драм. поэма «Манфред»). Особенно сильное впечатление оставило 2-е отделение концерта как по качеству оркестрового исполнения, так и по мастерству декламации партии Манфреда Ю. М. Юрьевым, нашедшим в себе силы выполнить с необычайным напряжением и редким искусством труднейшую по заданию роль героя байроновской поэмы.

Вторая половина сезона Филармонии, по-видимому, пройдет под знаком иностранных исполнителей. Первой «ласточкой» оказался превосходный виолончелист Э. Фойерман, выступивший, помимо двух сольных концертов, также в симф. концерте под упр. А. В. Гаука.

Редкие выступления дирижера А. Гаука каждый раз позволяют отметить непрерывающийся рост его исполнительской квалификации. Не берясь за чрезмерные по ответственности задания, Гаук останавливается на исполнении сложных и интересных произведений, со вкусом комбинируя их в содержательные и выдержанные программы, выполняемые с добросовестной и вдумчивой предварительной ее проработкой.

Два отчетных выступления Гаука служат новым подтверждением всему вышесказанному. В первом концерте, сочетавшем хоралы Баха-Шенберга с двумя виолончельными концертами (Э. Тоха и Гайдна) и 4-й симфонией Шуберта, на долю руководителя исполнения выпали очень разнообразные функции: исполнение новинок, реконструкция стиля старинных произведений, аккомпанирование солисту и быстрое перевоплощение в различные исполнительские планы: грузная, полновесная инструментальная фактура Шенберговских транскрипций, нанизывающих на мелодический стержень (своего рода cantus firmus) Баха пышные вариационные наслоения, резко контрастировала с чисто камерной звуковой тканью концерта Тоха, необычайно сложного (особенно во 2-й части) по ритмико-динамическому рисунку, но не слишком значительного по музыке.

В большой мере Гаук удовлетворил требованиям программы, хорошо овладевая распределением звучности, характером штриховки. Некоторая неналаженность взаимного понимания между дирижером и оркестром (конечно, не в узко техническом значении) ощущалась только в Шубертовской симфонии (1-я часть), что, быть может, следует приписать утомлению оркестра.

В симфоническом утреннике, отданном творчеству Чайковского, исполнялись: 1-я сюита, вариации на тему Рококо и 4-я симфония.

Первая сюита — редкий гость симфонического репертуара — несмотря на ряд превосходных по музыке звеньев (напр., Фуга), все же мало благодарна для исполнения: растянутость изложения и разнокачественность материала затрудняют ее восприятие. Однако, исполнение ее было достаточно убедительным, и сюита имела определенный успех, так же, как и симфония, которую дирижер «актуализировал», отступая от установленных темпов (замедленное ведение скерцо ради противопоставления ему стремительного движения финала).

Солистом в обоих концертах выступил виолончелист Эмануил Фойерман. Каждый приезд этого молодого замечательного артиста, посещающего Ленинград уже в третий раз, заставляет нас менять о нем свое мнение. Он растет на наших глазах. Если раньше поражали блеск и безудержность его виртуозного размаха, техника, не знающая никаких преград, то теперь наряду с этим в нем вырос и возмужал крупный, культурный и чуткий художник, умеющий подчинить свои безграничные технические возможности служению общему художественному целому исполнения. Особенно ярко это выявилось в вариациях Чайковского, где артист достигал совершенно изумительных по «дематериализации» динамических градаций, исключительной чистоты интонации, проникновенности и мягкости vibrato, прозрачной звучности флажолетной игры, в манере исполнения напоминая своего учителя — Казальса.

SOL