13 мая 1921 года Анатолий Луначарский подписал приказ об учреждении Петроградской филармонии. На Приказе – сделанная наркомом от руки приписка «Тов. Куперу. Проводить в жизнь». И уже через месяц 12 июня Петроградская государственная филармония открывает свой первый концертный сезон. Он будет самым долгим в истории Филармонии ^[2].

Анатолий Луначарский © Wikimedia Commons

В стране разруха. И в Филармонии масса административных и хозяйственных проблем. В здании не работает система отопления, с октября почти на два месяца концерты приходится приостановить. В этот период стараются заработать деньги, сдавая зал в аренду: с 24 по 30 октября каждый вечер показывают грандиозный фильм 1916 года «Интолеранс» («Нетерпимость») американского режиссера Дэвида Гриффита. Длящаяся около четырех часов, «фильма являет собой высшее достижение кинематографической техники и искусства». Показы в Большом зале произведут огромное впечатление на хореографа Жоржа Баланчина и поэта Михаила Кузмина, а Гриффита позже назовут предтечей «артхауса».

Афиша Большого зала филармонии
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Филармоническую концертную жизнь удается возобновить благодаря невероятным усилиям администрации и Эмиля Купера, лично занимающегося приобретением новых отопительных труб. В декабре начинается зимний сезон. На афише – пометка: «Зал отапливается». Программки публикуются с перебоем, часть из них – машинопись. Но в оформлении принимает участие знаменитый Александр Головин, сделавший эскиз к циклу из сочинений Скрябина. Программки бесплатные, как и большая часть билетов, распространяемых через профкомы фабрик и заводов. На сцене выступают только петроградские дирижеры и солисты, почти все они состоялись в профессии еще при старой власти. Филармонический оркестр для них – не новый коллектив, в нем по-прежнему играет много музыкантов Придворного оркестра. Зарубежных гастролеров, к которым привыкла петербургская публика, нет вообще. Но если бы не революционные песни и «Интернационал», которые поют в концертах хоровые коллективы, если бы не ремарки, обозначающие адресатов концертов («В пользу голодающих», «Неделя III Коммунистического Интернационала», «Для Петрогубполитпросвета»), афиша сезона ничем бы не отличалась от афиши зала Дворянского собрания или любой столичной европейской филармонии.

Программка цикла Бетховена «В пользу голодающих»
Август 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Стены здания на Михайловской улице (а тогда улице Лассаля) помнили не только русскую историю, ход которой определялся здесь на съездах губернских дворян. У белоколонного зала был большой опыт и в организации концертной жизни. Она началась в 40-х годах XIX века и к 1900-м уже накопила свои традиции. Их создавали устроители концертов – Филармоническое общество, Русское музыкальное общество, а позже – антрепризы Сергея Кусевицкого и Александра Зилоти. Заложенные предшественниками постулаты концертной политики – исполнение крупных сочинений западной и отечественной классики, в том числе малоизвестной, проведение тематических серий, а также обязательное знакомство аудитории с музыкой современников – стали основой и при формировании первого концертного сезона Филармонии.

Программка к концерту Русского музыкального общества
Ноябрь 1875 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

И все же дух нового времени чувствовался в стенах старинного здания. Он сквозил в энтузиазме, с которым первые руководители первой в стране Филармонии взялись за организацию концертного дела. Это была не работа, а миссия. И, как всякие русские интеллигенты, для которых миссионерство являлось непременной частью мировоззрения, Луначарский, Купер и их сподвижники взялись приобщить новых слушателей к мировой музыкальной культуре. От решения этой задачи, в их глазах, зависела, ни больше ни меньше, дальнейшая судьба отечества.

Духу эпохи вполне отвечали имена главных композиторов сезона. Это реформаторы, трибуны – бунтарь Бетховен, кумир дореволюционной России и всей Европы Вагнер, это Скрябин с его «грандиозной утонченностью» и «утонченной грандиозностью» – само время ощущалось, как реализация его ненаписанной «Мистерии». Другой полюс – Чайковский, с ним связана романтическая ностальгия по всему несбывшемуся. Чайковским открывали Филармонию, его много играли в течение сезона, особенно трагическую Шестую симфонию. Трагическое востребовано и у Вагнера: самый исполняемый – Траурный марш из «Гибели богов». Из Бетховена чаще всего играют Третью «Героическую» (с похоронным маршем, его исполняют и отдельно), Пятую («так судьба стучится в дверь»), но особенно часто Девятую симфонию: призыв «Обнимитесь, миллионы!» звучал в финале не абстрактным, а реальным символом времени. Во всяком случае, так его поначалу слышала романтически настроенная творческая интеллигенция.

Афиша Большого зала филармонии
Декабрь 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Важно и другое: композиторы эти были своими для зала. Бетховен и раньше часто исполнялся в Дворянском собрании, его симфонии, наряду со своими сочинениями, вынес на суд петербургской публики Вагнер, приезжавший сюда с концертами в 1863 году по приглашению Филармонического общества. Чайковский, впервые выступив на этой сцене в декабре 1887 года, дал в Дворянском собрании 16 октября 1893 года и свой последний концерт – за 9 дней до смерти под управлением автора впервые прозвучала Шестая симфония. Это было всего за четверть с небольшим века до открытия Филармонии, и среди посетителей концертов первого сезона вполне могли оказаться свидетели той премьеры. Зимой 1915 года в зале Дворянского собрания прошли последние публичные концерты Скрябина, и это время уже ощущалось на расстоянии вытянутой руки. В первом филармоническом сезоне именно им – Бетховену, Вагнеру, Чайковскому и Скрябину – посвящались тематические циклы и монографические программы.

Монографии – вообще самая востребованная форма концертов в текущем и ближайших сезонах. Время требует масштаба и четко, плакатно сформулированных идей. Именно так выглядит афиша монографического концерта, даже графически напоминающая плакаты эпохи.

Одновременно монографии выполняют и ту самую миссионерскую, просветительскую функцию. Такие концерты, посвященные творчеству одного композитора, позволяют представить новой, неподготовленной публике целостную историю музыкального искусства в ее развитии. В программках публикуются пространные аннотации, больше напоминающие исследовательские эссе. Их автор – авторитетный ученый Борис Асафьев (публиковался тогда под псевдонимом Игорь Глебов).

Героями монографий становятся, прежде всего, композиторы, пользующиеся большим, пышным составом оркестра: Лист, Берлиоз, Рихард Штраус, Римский-Корсаков. Все они когда-то тоже выступали в зале Дворянского собрания. Лист поражал публику в 1842 оду. Берлиоз, благодаря своим трем поездкам в Россию (1846, 1847, 1848), получил долгожданное признание. Больше тридцати лет (1875–1907) дирижировал в зале Римский-Корсаков. Наконец, Рихард Штраус, один из последних гастролеров дореволюционной эпохи. Он стоял на этой сцене за пультом Придворного оркестра в двух авторских концертах в 1913 году, так что многим музыкантам Филармонического оркестра довелось исполнять симфонические поэмы «Дон Жуан», «Веселые проделки Тиля Уленшпигеля», «Смерть и просветление» (они были в репертуаре первого сезона) под управлением автора.

Программка монографического концерта, посвященного творчеству Берлиоза
Декабрь 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Но монографии посвящаются и другим композиторам, эмоциональный накал музыки которых далек от пафоса времени, а состав оркестра в их сочинениях не выходит за классические рамки и не поражает гигантским размахом. Есть несколько симфонических программ, составленных из сочинений Моцарта, монографические вечера посвящены Глинке, Бородину, Танееву, Шуберту, Шуману, Брамсу, Григу, Дебюсси (в 1913 году он сам дирижировал в Дворянском собрании).

Программка монографического концерта, посвященного творчеству Шумана
Март 1922 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Странным может показаться, что, в отличие от Скрябина, Рахманинова в первом сезоне, да и позже, играют мало – лишь одну симфоническую программу (повторена дважды). И дело не в том, что он эмигрировал из страны: строй его музыки и в пред- и в постреволюционной России казался большей части критики и музыкантов несовременным и несвоевременным. А композиторов, покинувших Россию, играют. Само понятие эмиграции было пока еще неопределенным, размытым, музыканты выезжали в Европу и до 1917 года, и, кажется, продолжают ездить и сейчас. Уже скоро клеймо эмигранта почти полностью вычеркнет из афиш многие имена. Тот же Рахманинов вернется к столь любящей его публике и станет едва ли не самым исполняемым автором лишь после 1945 года. До этого его будут играть с осторожностью, и только смерть композитора, к тому же перечислявшего во время войны деньги в фонд советской армии, обеспечит ему прощение советской власти и достойное место в официальном пантеоне русской культуры. Еще меньше повезет Стравинскому. После большого перерыва его имя появится в афишах лишь в начале 1960-х годов, а редкие случаи исполнения его написанной в эмиграции музыки будут расцениваться едва ли не как диссидентство. Но в 1920-е годы в Филармонии Стравинского играют много, его опусы звучат и в одном из концертов первого сезона, как и музыка другого эмигранта – Николая Метнера.

Программка концерта 25 декабря 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Всего за первый сезон Филармония провела в Большом зале 118 концертов – 96 симфонических, 17 хоровых, три камерных, два фортепианных – сольные вечера играли Баринова и Софроницкий. Из 96 симфонических программ 95 исполнил Филармонический оркестр, и лишь одну – соединенные симфонические оркестры армии и флота, сыгравшего под управлением Купера музыку Римского-Корсакова – инициатора создания военного симфонического оркестра Российского флота.

Эмиль Купер, как главный дирижер, провел в Большом зале подавляющее большинство программ – 75. Личность Купера определила и облик сезона. Его огромный опыт работы в оперных театрах, в том числе Большом и Мариинском, его уже сложившаяся к этому времени международная карьера, его личное знакомство с музыкантами – певцами, композиторами, инструменталистами, обеспечили европейский уровень филармонической афиши. Под управлением Купера оркестр исполнит всего Скрябина, симфонии Моцарта и Бетховена, Шуберта, Брамса и Чайковского, сложнейшие программы Вагнера, Берлиоза. Представляет Купер и мемориальные программы: 14 сентября 1921 года «Памяти Данте» (поэт умер ровно 600 лет назад, 14 сентября 1921 года) и 11 января 1922 года «Памяти Сен-Санса» (со дня смерти композитора не прошло еще и месяца). И в этих посвящениях тоже звучит посыл: мы в едином пространстве мировой культуры.

Программка концерта 14 сентября 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

С оркестром выступают и другие дирижеры. У каждого по два концерта. Это Александр Глазунов, Сергей Ляпунов, Николай Малько, Михаил Бихтер, Александр Павлов-Арбенин, одно отделение у Самуила Самосуда. Два концерта сезона отданы полностью современной музыке: в них авторскими отделениями дирижируют композиторы Владимир Щербачев, Анатолий Канкарович, Игорь Миклашевский и Герман Бик.

Программка цикла симфонических концертов под управлением С. М. Ляпунова
Август 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Чаще других за пульт Филармонического оркестра выходит Михаил Георгиевич Климов. В 1921 году ему уже 40 лет, за плечами многолетняя работа в Придворной Певческой Капелле, а с 1917-го – художественное руководство. В 1921 году, когда хор Капеллы ненадолго переходит под юрисдикцию Филармонии, Климов фактически становится штатным филармоническим дирижером. С оркестром в первом сезоне он дает 8 концертов. Под управлением Климова пять раз звучит Реквием Моцарта и трижды Торжественная месса Бетховена. Оркестр примет участие и в исполнении Реквиема Листа в «Бенефисе малолетних певчих хора Государственной филармонии» – так по старой театральной традиции называют концерт будущего хора мальчиков Хорового училища Капеллы.

С хором a cappella Климов выступает регулярно: в смешанных концертах поют революционные песни и непременный «Интернационал», в сольных – Всенощную и Литургию Иоанна Златоуста Рахманинова. Вскоре духовные сочинения Рахманинова, по воле советской цензуры, надолго исчезнут из филармонического репертуара, а появившись на афишах вновь в 1980-е годы, будут стыдливо именоваться как «опусы 37 и 39». На заре советской власти, в период жесточайшей антирелигиозной войны, они каким-то таинственным образом публиковались в печатной продукции под своими названиями. В этом тоже был один из парадоксов времени.

Программка концерта 7 мая 1922 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

В хоровых программах Филармонии первого сезона вообще много интересного. Климов проводит тематические вечера: «Русское хоровое пение XV–XVII веков» (знаменные роспевы, канты, псалмы), «Старинные мастера хорового пения XV–XVII веков» (мессы и мотеты композиторов нидерландской, римской и венецианской школ – именно так обозначено в программке!). Выступает в Большом зале и Хор Архангельского – когда-то непременный участник «Концертов Кусевицкого» в Дворянском собрании. Теперь он называется Хор Государственной филармонии, дирижируют Павел Чесноков и Александр Архангельский (он эмигрирует в 1923-м). Важнейшее место и в их программах занимает духовная музыка. Ее тексты знакомы и понятны большинству посетителей Филармонии. Что испытали они, когда жизнь зала прервало событие отнюдь не концертное?

С 10 июня по 6 июля зал занят. Здесь проходит так называемый «Петроградский процесс 1922 года». Судят священников во главе с митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином за сопротивление «изъятию церковных ценностей». На судебные заседания продают билеты. Среди 86-ти подсудимых – не только духовенство, но и паства. По воспоминаниям участника процесса, подсудимого протоиерея Николая Чукова, на улице у входа в бывшее Дворянское собрание привезенных на суд арестантов встречала толпа с цветами, молитвами и продуктами ^[3]. Ее разгоняли. Суд закончился вынесением 10-ти смертных приговоров. В ночь на 13 августа четыре приговора, в том числе и в отношении митрополита, были приведены в исполнение, шестерых помиловали.

Суд над священнослужителями. Фото 1922 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Последние духовные концерты пройдут в Филармонии в начале второго сезона. Скоро изменится многое. Но пока грань между прошлым и будущим еще очень зыбкая. То и дело всплывают слова из прошлого: «бенефис», «экстренный симфонический концерт» – так раньше назывались и не объявленные заблаговременно концерты в Дворянском собрании, и проходившие здесь по важным поводам экстренные съезды дворян. Рядом с новыми названиями в скобках уточняют – бывший зал Дворянского собрания, бывший Хор Архангельского, бывшая Придворная Капелла. Сольные концерты называются не иначе как Klavierabend, Violinabend, Celloabend, в текстах программок много латинских, французских, итальянских названий.

Особая вольница в Малом зале. Его откроют в большом фойе в октябре 1921 года, в 1927-м переименуют в Малый зал имени Бетховена, и до 1931 года здесь проводят камерные концерты. Будет у филармонии в первом сезоне и свой штатный камерный коллектив – Академический квинтет (его артисты, один за другим, эмигрируют). На первой полосе всех программок Малого зала местом проведения концертов обозначен «Петербург», и лишь с 25 апреля 1922 года появляется «Петроград».

Программка Малого зала филармонии
Ноябрь и декабрь 1921 года
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Совсем скоро эти вольности будут пресечены, а поводом для концертов станут революционные и партийные даты. Уедут из страны и многие участники первого филармонического сезона, в том числе и его главный герой – Эмиль Купер. Но пока и он, и все устроители филармонической жизни все еще полны планов и надежд.

На концерте 7 июня 1922 года объявляют приказ Наркомпроса о присвоении Филармонии звания «академическая».

И. Р.