Юрьева Изабелла Даниловна – эстрадная певица, контральто.

Имя певицы, некогда очень популярной, неожиданно всплыло после публикации романа Михаила Шишкина «Венерин волос». Одной из линий сложной литературной ткани повествования стал вымышленный дневник Юрьевой – любимой певицы мамы Шишкина. Сам автор не скрывал, что факты биографии артистки стали лишь отправной точкой для придуманной истории:

«От жизни певицы мало что осталось, – пишет Шишкин, — ни дневников, ни мемуаров, известна только общая жизненная канва. В те годы люди боялись своего прошлого — неизвестно было, что из прожитого может оказаться в будущем смертельно опасным… Прошедшее уничтожали, старались избавиться от него. Мне хотелось вернуть ей уничтоженную жизнь. Я стал писать ее воспоминания и дневники».

Между тем биография Юрьевой действительно «просится» в сюжет романа. Родившись на исходе XIX столетия, певица прожила до начала XXI века, оказавшись свидетелем войн, революций, распада Российской, а потом и Советской империй. Из ста отпущенных ей лет пела она, кажется, не так уж долго: надрывные цыганские романсы оказались созвучны лишь части целой эпохи, которую застала Юрьева.

Она родилась в Ростове, рано попала за театральные кулисы: родители шили шляпы и делали парики для реквизита местной труппы. Но в актрисы девушка не пошла. С самого начала она мечтала стать певицей. Первым талант Изабеллы заметил Ефрем Цимбалист: будущий известный американский скрипач, а в то время – ростовский оркестрант, устроил Белле концерт в городском саду. Тогда же Изабелла Левикова впервые примерила фамилию Юрьева и сценический образ «белой цыганки».

Вырвавшись из провинции, Юрьева пыталась получить профессиональное образование и отправилась на консультацию в Петербургскую консерваторию. Но первым ее услышал легендарный концертмейстер Вяльцевой Александр Таскин и учиться отговорил, уверяя, что ее природный голос в огранке не нуждается. Именно с Таскиным Изабелла Юрьева впервые выступила в Петербурге. За этим концертом почти сразу поступило предложение переехать в Москву, договор с театром «Эрмитаж», где публика заваливала Юрьеву корзинами с розами и сиренью.

Она умела пленить – с первого взгляда и навсегда. Муж Юрьевой – Иосиф Эпштейн ради любви к жене из успешного юриста превращается в ее личного секретаря и даже автора песен, потом увозит жену в Париж, где певицу вновь зовут выступать, предлагают роли в кино и ангажементы, высокие гонорары… Во Франции, прямо в такси по дороге в больницу, она родит единственного ребенка, вместе с ним семья вернется в Москву, но мальчик проживет чуть больше года.

В Советской России объявлен НЭП и цыганские романсы Юрьевой приходятся по вкусу новым хозяевам жизни. Она снова окружена славой и достатком. Юрьеву пока не заботят редкие нападки со стороны идеологов пролетарского искусства. Но уже совсем скоро с идеологическими установками придется считаться. «Цыганщина» объявлена мещанством, а программы концертов нужно утверждать в реперткомах. Певице настоятельно рекомендуют обратить внимание на оптимистические песни о строительстве коммунизма и перестать петь старорежимные слезливые романсы о разлуке и несчастной любви. В ответ Изабелла Юрьева якобы лукаво ответит: «Мой голос не выдерживает этой тональности».

Концертная активность Юрьевой резко падает. Зато ее часто зовут по ночам на «правительственные посиделки»: машина везет певицу в Кремль, где поздно за полночь ужинает глава страны в компании приближенных. И тут рекомендации резко расходятся с постулатами реперткомов: Юрьевой разрешают петь «какую угодно цыганщину, а советских песен не надо». Эти ночные концерты вызывали у певицы приступы паники, но, возможно, именно они позволяли ей выступать на публике и записываться на радио.

С середины 1930-х годов Юрьева снова в центре внимания. Певица гастролирует по всей стране, а в 1938-м дает три сольных концерта в Большом зале Ленинградской филармонии.

В романе «Венерин волос» Шишкин вкладывает в письма своей наполовину вымышленной героини такие слова:

«А я так считаю: если где-то на этой земле раненых добивают прикладами, значит, необходимо, чтобы в другом месте люди пели и радовались жизни! И чем больше смерти кругом, тем важнее ей противопоставить жизнь, любовь, красоту!»

Юрьева действительно умела радовать и любить наперекор времени. Она выступала на фронте во время Первой мировой. Отправилась петь с фронтовыми бригадами и во время Великой Отечественной войны. Более ста концертов она дала в блокадном Ленинграде. Певицу отправляли на гастроли и по тыловым городам. В июне 1942-го она спела две сольные программы в Новосибирске, в зале, который в это время занимала эвакуированная Ленинградская филармония. Программы этих вечеров не сохранились, но надо полагать, звучали всё те же старинные романсы, которые Юрьева пела со сцены Большого зала в конце 1930-х.

В послевоенные годы власти то разрешали «цыганщину», то, с конца 1940-х, снова боролись с «пошлостью и мещанством». Юрьева выступала то чаще, то реже, но к «оптимистической тональности» свой голос так и не принуждала. Последний сольный концерт она дала в 1969 году в московской «Олимпии». Полный зал провожал певицу, которая решила уйти на покой.

Долгие годы о Юрьевой почти не вспоминали. Но в конце 1980-х Изабелла Даниловна – снова на шпильках и в мехах, словно забыв о преклонном возрасте, стала появляться на сцене. А в 1999 году в Концертном зале «Россия» прошел концерт к 100-летию Изабеллы Юрьевой, в котором певица, как ни удивительно, также спела несколько романсов сама. Со сцены она призналась:

«100 лет – это много. Но, честно говоря, как хочется еще пожить...».

Долгие годы исполняя полные уныния строки жестоких романсов, Юрьева оказалась человеком, бесконечно влюбленным в жизнь.

O. Р.