«Если иностранец, незнакомый ни с нашей историей, ни с европейской географией, забежит в нашу северную столицу, он подумает, что строят новый город: на какую улицу ни взглянет, везде строят…» – так в июне 1838-го писал петербургский журналист. Действительно, в первой трети XIX столетия город менялся стремительно, и сегодня, гуляя по центру, мы фактически видим Петербург, возникший именно в то время. Главный герой этого градостроительного сюжета – итальянец Карл России. В Россию он приехал в детстве: мать и отчим будущего зодчего были артистами труппы Императорского балета. Театральную улицу, где часто бывали родители, позднее перестроит сам Росси, а еще позже она получит имя архитектора.
Карл Росси

Ансамбль Сенатской площади, здание Главного штаба с его знаменитой аркой, Александринский театр и Театральная улица… – Росси и его августейшие заказчики мыслили не фасадами и анфиладами, а пространствами и ансамблями. Именно Карл Иванович оденет столицу Российской империи в парадный желто-белый мундир «александровского ампира». Эпоху эту еще называют эпохой «Пушкинского Петербурга». Но здания Дворянского собрания Александр Сергеевич уже не увидит, оно будет возведено лишь в 1839-м году.

* * *

В 1819-м Карл Росси получает заказ на строительство дворца (будущего Русского музея) для Великого Князя Михаила, а заодно и на проект прилегающей площади. В те годы, еще с петровских времен, здесь были задворки так называемого Третьего Летнего сада – деревянные сараи, склады и оранжереи. Парадным центром имперской столицы район назвать было никак нельзя! Росси задумает широкую улицу, открывающую с главной магистрали Санкт-Петербурга – Невского проспекта – вид на восьмиколонный портик блестящей новой резиденции князя Михаила Павловича.

Михайловский дворец – доминанта ансамбля, а потому окружающие его дома должны лишь оттенять главное здание, не вступая при этом в стилистические противоречия. Сам архитектор в результате придворных интриг уже в 1830-е годы был вынужден выйти в отставку. Отстраненный ото всех работ, Росси окончит дни в нищете и забвении. Но с его планами обязаны будут считаться все архитекторы, возводящие дома по периметру Михайловской площади, ныне площади Искусств. Так, по чертежам Росси создаст фасады Михайловского театра Александр Брюллов. Так, пользуясь планами Карла Ивановича, будет строить дом Дворянского собрания ученик Росси француз Поль Жако.

* * *

О собственном здании для проведения заседаний, балов и маскарадов петербургское дворянство мечтало давно. С конца XVIII века депутаты уездов губернии собирались в Воронцовском дворце на Садовой улице (№ 26), затем снимали Зал Лиона – нынешний Малый зал филармонии. В апреле 1827-го дворянство Петербургской губернии обращается к Императорскому Двору с просьбой о возвратной ссуде в 1 миллион рублей на строительство нового здания на углу Михайловской площади. Деньги будут выделены, строительство начнется только в середине 1830-х годов и потребует новых вложений. Ссуду в казну так и не вернут. С очередной (видимо, не последней) просьбой об отсрочке выплат на 37 лет дворянство обращается в 1854-м году. Потом одна за другой случатся революции, и вопрос долга уйдет вместе со старой властью.

* * *

Выпускник Парижской школы изящных искусств Поль Жако провел в Петербурге большую частью своей жизни. Павел Петрович (так его именуют в России) преподавал в Институте гражданских офицеров. Построил он не так уж много: здание Голландской церкви на Невском, несколько доходных домов и… два будущих зала филармонии! Одной из первых самостоятельных работ архитектора был дом Энгельгардта (ныне – Малый зал имени Глинки), а в 1837-м Жако представил комиссии поэтажные проекты нового здания Дворянского собрания (Большого зала). Вскоре после окончания строительства Жако вернется на родину, в Париж, но там ничего равного своим петербургским постройкам не создаст.
Дом Энегльгардта, после 1832 года.

Если в планировке фасадов Жако вынужден пользоваться чужими замыслами, то внутреннее убранство полностью зависит от его фантазии. Архитектор проектирует «покои для Дворянского собрания», «общие столовые», «квартиры управления» и даже подвальные помещения под «лавки для найма». Но главная его забота, разумеется, –роскошный трехсветный зал.

Двадцать четыре белых коринфских колонны искусственного мрамора, воздушные люстры, переливающиеся миллионом хрусталиков. Петербургская газета «Северная пчела» сразу сообщит читателям о том, что новая «зала Дворянского собрания – прекрасное архитектурное создание», но добавит удивительные слова: «однако по множеству колонн зала лишена акустических свойств»! Конечно, акустикой с тех пор занимались не раз, но то, что зал Дворянского собрания с первых дней стал не только местом проведения заседаний и светских увеселений, но и сердцем музыкальной жизни Петербурга, ясно свидетельствует – с акустическими свойствами здесь исходно было неплохо!

По рисункам и фотографиям Белоколонного зала разных лет легко можно проследить, как менялся его интерьер. Никакой сцены поначалу здесь не было – известно, что посетивший в 1841-м году Петербург Ференц Лист распорядился выстроить в зале помост. Собирать и разбирать сцену продолжали довольного долго, все-таки основным предназначением зала были не выступления музыкантов!

На картинах, гравюрах и фотографиях – пышные балы, благотворительные лотереи, детские новогодние праздники – с елками по периметру зала! Внимание обращает и обилие других растений: в гуще зелени, среди цветов и кадок с пальмами – скульптурный памятник Екатерине Второй. Он располагался в ложе по левой стороне от входа. В руке у императрицы – свиток «Манифеста о вольности дворянства» – важнейший документ для российского высшего сословия.

Памятник Екатерине исчезнет из зала сразу после революции. В конце 1920-х на ее месте появится памятник Ленину: подняв руку, Ильич словно «дирижирует» революционными массами… Простоит он тут недолго. Дирижировать в Большом зале все-таки будут другие люди.

Билеты в ложу возле памятника Екатерине Второй не продавались, сюда пускали по приглашениям. И дело не в близости к изваянию Ее Величества, правившей когда-то в России: зрители этой ложи находились в зоне прямой видимости монархов, властвующих здесь и сейчас, ведь прямо напротив, по правой стороне, находилась нарядная Царская ложа под красным бархатным балдахином.
Д. Н. Кардовский, "Бал в Петербургском Дворянском собрании 23 февраля 1913 года" (по случаю празднования 300-летия Дома Романовых).

Спуститься из лож в партер сегодня можно лишь через боковые променуары. В прежние времена небольшие лесенки делили зал в нескольких местах. Привычных белых кресел, обитых красным бархатом, в партере не было. При необходимости в зале расставляли жесткие деревянные «венские» стулья.
План Зала Санкт-Петербургского Дворянского собрания, 1888 год.

В начале Первой Мировой войны в парадных гостиных и в самом зале разместится временный лазарет для раненых. Царскую ложу затянут белой тканью, стулья с гнутыми спинками уберут, а вместо них поставят больничные койки. Больше дворянских балов в этом зале проводиться не будет.

Лазарет для раненных в здании Дворянского собрания, 1915 год. Фото из альбома Татьяны Дмитриевны Носович, бывшей сестрой милосердия в лазарете. Дар Филармонии актрисы Натальи Горячевой, дочери Татьяны Носович.
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

* * *

Петербург превратится в Петроград, Мировая война перейдет в Гражданскую… А «венские» стулья останутся. Их можно видеть на фото первых филармонических концертов. На них же сидят обвиняемые и публика печально знаменитого Петроградского процесса 1922 года – суда над священниками Петербургской митрополии, который проходил в Большом зале филармонии. В середине 1920-х отдельные стулья заменят рядами темных кресел, как в кинотеатрах той поры.

В 1931 году в зале проводится реконструкция. Здесь устанавливают орган. Находились критики этой идеи – они сетовали на то, что инструмент нарушит пространственные пропорции зала. К счастью, к их голосам не прислушались: сегодня не только филармоническая афиша немыслима без органных вечеров, но и интерьер Большого зала сложно представить без органных труб! Тогда же, в 1931-м увеличивают количество мест в зале, но только в 1934-м  старые стулья заменят на белые с позолотой кресла с красной обивкой.

Одним из символов Большого зала филармонии давно стали хрустальные люстры, кажется, неизменные с первого дня! Сразу после открытия зала Дворянского собрания они работали на свечах. Освещение открытым огнем – история опасная, приводившая к нередким пожарам. Горел в 1846 году и зал Дворянского собрания. Впрочем, пожар был несильным, вскоре газета «Северная пчела» сообщила петербуржцам, что потолок заново оштукатурен, а «уборная для актеров стала изящнее прежней». На фотографиях конца XIX – начала XX века наряду с подсвечниками (теперь выполнявшими декоративную функцию) видно множество небольших плафонов с газовыми лампами.

Судя по всему, новшество касалось только самого зала. В книге «Зал Дворянского собрания» Элла Фрадкина приводит архивный листок 1901 года, предназначенный пожарникам:

«Независимо от газового освещения все лестницы и переходы [здания Дворянского собрания] должны быть освещены во время концерта маслом и стеариновыми свечами в фонарях».

А это значит, что стены и потолки блестящих интерьеров гостиных и артистических неизбежно покрывала копоть... Плафоны были сняты после того, как в зал провели электричество: люстрам вернули исторический вид.

* * *

Дореволюционные фото сохранили и другую важную, ныне исчезнувшую деталь интерьера: между арками верхнего ряда окон располагались гербы уездных городов Петербургской губернии, а на стенах – мраморные таблички с именами благотворителей. Эти приметы ушедшей жизни могли видеть и слушатели первых филармонических сезонов: в отличие от памятника Екатерине Второй, их к приходу «пролетарской публики» удалять не стали. Но уже 5 июля 1923 года в канцелярию Большого зала доставляют гневное письмо на бланке Петроградского губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и армейских депутатов:

«Отдел Управления ПГИ обращает Ваше внимание на следующее ненормальное явление. В большом зале Госфилармонии до сего времени висят по стенам мраморные доски в увековечение памяти «жертвователей» из бывш(их) приспешников царской династии, кроме того, весь потолок украшен царскими, дворянскими и княжескими гербами. Так как подобные изображения в общественном месте неуместны и оскорбляют революционное чувство трудящихся масс, предлагается вам немедленно принять меры к устранению указанных эмблем самодержавного строя и об исполнении донести».

Из целой папки архивных документов, никогда прежде не публиковавшихся, узнаем, что Филармония всячески пыталась гербы отстоять. Предоставляла невероятные сметы на строительство лесов по периметру зала, необходимых для снятия дореволюционного «декора», приводила мнения авторитетных экспертов:

«На означенное отношение Управление Научных Учреждений сообщает, что <…> указанные гербы являются не царскими или княжескими, а гербами уездов Петроградской губернии и, таким образом, имеют чисто историческое значение».

Было предложено и компромиссное решение: губернские гербы оставить, но соорудить в центре, над сценой Советский герб. Увы, решение это никого не устроило! 23 июля 1923 года из Петрогубисполкома пришел очередной ответ: советский герб установить, а уездные – ликвидировать.

У новой власти были свои «цари» и «князья» и собственные представления о наглядной агитации. Архивная фотография фасада Большого зала свидетельствует: с балкона прямо на гостиницу «Европейская» смотрят гипсовые бюсты Ленина (крупный), Сталина (значительно меньший) и Кирова (чуть крупнее), а растянутый вдоль балконных перил плакат приветствует: "Да здравствует великое непобедимое знамя Маркса, Энгельса, Ленина! Да здравствует ленинизм!". Композицию, вероятно, выставляли к праздникам.
Композиция со скульптурными бюстами и лозунгами на балконе здания Большого зала, 1932-33 годы.
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

* * *

Менялся, конечно, не только интерьер зала. С момента открытия здания Дворянского собрания в петербургских архивах накопилось множество документов, фиксирующих внутренние и внешние переделки разного рода. Это согласования новых входов, в том числе в подвальные помещения, которые арендовали лавки и рестораны. Это и обустройство внутренних дворов… Самой глобальной из дореволюционных была реконструкция 1899–1901 года.
Тамбур главного входа: 1940 год (слева) и его следы на фасаде (справа) после разрушения в годы войны, перед началом реконструкции 1948 года.

Заметка в журнале «Строитель», опубликованная в 1900 году, ясно свидетельствует о том, что здание Дворянского собрания к этому времени прочно ассоциировалось с концертной жизнью города, а не с «корпоративными» дворянскими событиями:

«С.-Петербургское Дворянство давно сознавало неустройства принадлежащего ему дома в С.-Петербурге, где помещается известный всему Петербургу концертный зал. Постоянные жалобы посетителей на отсутствие вентиляции, на неудобство входов, на тесноту помещений для верхнего платья, – наконец небезопасность в пожарном отношении существовавшего калориферного отопления – все эти причины вынудили администрацию дома обратиться еще в 1894 году к Профессору В. А. Шретеру, которым был составлен проект перестройки дома, ныне, в главных своих чертах, пополненный Гражданским Инженером А. П. Максимовым. Из помещаемого здесь проекта видно, что для возможности размещения входов на новую главную лестницу оказалось необходимым выступить пристройкою к лицевому на Михайловскую пл. фасаду: возведение ее последовало с Высочайшего на то разрешения и отходящая Дворянству земля уступлена городом безвозмездно. Главная перестройка коснулась лестниц, уборных, шинельных и устройства отопления и вентиляции…»

В статье, правда, замечено, что новая вентиляция, установленная фирмой братьев Кертинг, нещадно шумит, мешая слушать музыку, однако подрядчик обязался устранить эту неполадку. Очевидно, братья выполнили обещание – компания Gebrüder Körting, основанная в Лейпциге в 1871 году, имела хорошую репутацию, именно ей в 1910-е годы доверили замену отопления в самом Зимнем дворце!

Наиболее заметным итогом реконструкции 1901 года стали не новые батареи, а надстройка четвертого этажа и новый портик со стороны Михайловской площади. Каменный тамбур в два этажа, спроектированный главным архитектором дирекции Императорских театров Виктором Шретером, нарушал цельность фасада, задуманного Карлом Росси. Зато блестящая публика в изысканных туалетах могла не толпиться при входе. Во время войны портик пострадал от бомбардировок, восстанавливать его не стали: масштабная реконструкция, проведенная в 1948–1949 под руководством архитектора Ивана Георгиевича Капцюга, вернула зданию филармонии исторический вид.

Реконструкция 1948 года:

Реставрация люстр Большого зала:
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

* * *

Никуда не переезжая, Большой зал не раз менял адрес. В 1918 году, выполняя ленинский план монументальной пропаганды, на Невском проспекте (в те годы – проспекте 25 Октября), у здания бывшей Городской думы установили памятник Фердинанду Лассалю работы скульптора Виктора Синайского. Гипсовый бюст немецкого социалиста «смотрел» на Михайловскую улицу, которой, как и площади, спешно дали имя Лассаля. К 1921-му памятник перевели в гранит, но в 1937-м убрали с проспекта и отправили в Русский музей, благо нести было недалеко. Вскоре со здания демонтируют и адресные таблички с его фамилией…

В 1939-м году не стало «придворного живописца» советской власти Исаака Бродского. Его мастерская (ныне музей-квартира) находилась на площади, в доме, соседнем с Малым оперным (Михайловским) театром. Бродского – автора многочисленных портретов Ленина и Сталина, власти ценили, но не до такой степени, чтобы переименовать в его честь целую площадь. В 1940-м его именем была названа бывшая улица Лассаля. А площадь перед Русским музеем получила современное название – площадь Искусств. Оно настолько отражает суть места, где почти каждый дом стал важной меткой культурной жизни города, что сохранилось в его топонимике навсегда. А на программках Большого зала филармонии в 1991-м году появился новый адрес – Михайловская, 2 – улице вернули ее историческое название.
Улица Бродского.

* * *

13 мая 1921 года имущество здания бывшего Дворянского, а теперь Народного собрания было передано распоряжением наркома просвещения Анатолия Луначарского новой организации – Петроградской государственной филармонии и ее главному действующему лицу – Филармоническому оркестру. Этот бывший Придворный оркестр давал концерты в зале с начала ХХ века, а теперь стал его хозяином. Но не единственным.

Свой дом филармония делила с многочисленными заведениями. Это Спасский районный совет Петрограда и Культурно-просветительский отдел Спасского райсовдепа, Военный комиссариат и контора Испано-американского общества, Ленинградское краевое бюро аттракционов, Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (ВОКС) и даже Росстеклофарфорторг … Под этим же адресом в сборниках «Весь Петроград» и, позднее, «Весь Ленинград» значатся несколько издательств: детские «Костер» и «Чиж и еж» (их основным местом обитания все же были верхние этажи Дома Книги на Невском), частное издательство «Сеятель», основанное в Петрограде в 1922-м, оно печатало бланки и книги для госучреждений, научную литературу, а также популярную серию переводной классики «Общедоступная литература». Впрочем, с окончанием НЭПа издательство закрылось. Видимо, не пережил краткой эпохи «новой экономической политики» и ресторан, названный на французский манер – «Ша-Нуар». Газетная реклама представляла это заведение на Лассаля, 2, как «единственный в Ленинграде по качеству кухни и общедоступности цен первоклассный ресторан», в котором, к тому же до трех часов ночи играл оркестр! Сегодня здесь тоже есть ресторан, правда его название отсылает не к парижскому кабаре, а к истории здания – «Дворянское собрание».

Кроме того, на верхних этажах Большого зала с дореволюционных времен находились жилые квартиры. В советское время в них селили музыкантов. О том, как чуть ли ни прямо из своей квартиры можно было попасть на хоры зала, где репетировал филармонический оркестр, вспоминал в интервью, взятом специально для проекта «100-летие филармонии», Марис Янсонс – в детстве он жил на улице Бродского, 2, в здании филармонии, где работал его отец, дирижер Арвид Янсонс.

* * *

Сезон 2006/2007 филармония провела на сторонних площадках, в основном, в Капелле. В зале тем временем улучшали акустику, меняли полы и сцену… Неожиданные результаты принесла реставрация закулисных гостиных. На дореволюционных фотографиях, разумеется, черно-белых, как и на фото первых филармонических сезонов, цвет стен и обивки мебели, конечно, не виден. Но с давних времен просторное помещение, расположенное за сценой, получило название Голубой гостиной. Небесного цвета стены гармонировали с голубой обивкой изысканной мебели – диванов и кресел, отражающихся в больших зеркалах в золоченых рамах. Каково же было удивление, когда после ремонта Голубая гостиная превратилась… в зеленую! Именно такой цвет обнаружили реставраторы, расчищая штукатурный слой. Оливковый цвет решили вернуть: непривычно, зато исторично!

Работы по реставрации и реконструкции Филармония ведет постоянно. Какие еще сюрпризы преподнесет со временем старое здание Дворянского собрания? Неизвестно. Главное, чтобы здесь никогда не смолкала музыка, а на фасаде, некогда спроектированном великим Карлом Росси, всегда висели концертные афиши!

О. Р.