Филармоническая зала в Доме Энгельгардта

У этого дома, построенного в 1759–1761 по проекту Бартоломео Растрелли для генерала Александра Никитича Вильбоа, вскоре (1766) появился новый владелец – князь Александр Михайлович Голицын, будущий генерал-губернатор Санкт-Петербурга. После его смерти (1783) семья сдала дом в аренду французу Жозефу Лиону. Он и начал устраивать здесь балы, маскарады и концерты. Традиция «Лионовой залы» продолжилась при купце Михаиле Семеновиче Кусовникове, который купил дом в 1799 году. Дочь купца Ольга Михайловна Кусовникова, в замужестве Энгельгардт, превращает особняк в центр светской жизни первой половины XIX века. Возобновляются балы и маскарады – именно здесь разворачивается действие драмы Лермонтова «Маскарад». Особую известность приобретет «филармоническая зала» Дома Энгельгардта, которую хозяйка сдает в аренду для проведения концертов Санкт-Петербургскому Филармоническому обществу – первому в просвещенной Европе.
«Спектакль 9-го мая 1846 года в зале г-жи Энгельгардт».

Оно открылось 24 марта 1802 года в Доме Энгельгардта исполнением оратории «Сотворение мира» Йозефа Гайдна, ставшего первым почетным членом Общества. Так в Петербурге началась история публичных концертов. В зале Энгельгардта выступали Клара Шуман-Вик и Генрик Венявский, Полина Виардо (здесь ее слушал Тургенев) и хор Придворной Певческой капеллы под управлением Дмитрия Бортнянского. Публику знакомят с музыкой Моцарта, Листа, Шопена, В 1824 году здесь дают мировую премьеру «Торжественной мессы» Бетховена. В 1836-м исполняют Девятую симфонию Бетховена: Михаил Глинка, пораженный великой музыкой, не удерживается от слез. Среди посетителей зала – немало знаменитых литераторов: Жуковский, Крылов, Вяземский, Пушкин – на утреннем концерте в зале Энгельгардта его последний раз видел Тургенев.
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

В 1829-м Ольга Михайловна Энгельгардт заказывает Полю Жако проект перестройки дома. Француз Поль Жако, проживший в Петербурге всего 20 лет, оставил после себя не так много известных архитектурных памятников, два из них связаны с Петербургской филармонией. В 1839-м Жако (уже Павел Петрович) по проекту Карла Росси завершает строительство здания Дворянского собрания, куда постепенно перемещается центр музыкальной жизни российской столицы.

В доме на Невском, 30 с середины 1850-х разместятся кондитерские, книжные лавки, мануфактурная выставка, конторы торговых домов, помещение в аренду снимает Купеческое, потом Благородное собрание, в 1869-м здание переходит в собственность Учетно-ссудного банка, и к началу ХХ века трудно было представить, что здесь когда-то кипела концертная жизнь.

О первом концертном зале Российской империи не вспомнят и тогда, когда в июне 1921 года торжественно откроют Петроградскую филармонию. В ее состав войдут не только Филармонический оркестр и Хор Капеллы, но и два исторических здания – бывшего Дворянского, а ныне Народного собрания для симфонических концертов и Капеллы (бывшей Придворной Певческой) для камерных вечеров. С этого момента Большой зал филармонии навсегда обрел свой дом. Малый зал впереди ждали годы скитаний.

Малый зал государственной филармонии
(бывший зал Хоровой академии)
наб. р. Мойки, 20

14 июля 1921 – 13 декабря 1921

Хроника жизни оркестра и Большого зала тщательно задокументирована в афишах, программках, рукописной книге концертов со дня открытия первой русской филармонии. Ее становление и размах деятельности были призваны отразить грандиозность задач, поставленных революционной властью по воспитанию нового слушателя. Малый зал в решение этих задач не вписывался.

Все же необходимость его создания существовала. И обуславливалась она несколькими причинами. Две из них – сугубо практические. Во-первых, надо было определить функцию концертного зала Капеллы. Во-вторых, обеспечить работой, и тем самым спасти от голода, музыкантов, ранее не прикрепленных ни к одной из официальных организаций. Третья причина была нематериальной: просвещенное руководство филармонии не сомневалось в необходимости исполнения камерной музыки и старалось прививать вкус к ней новой аудитории. Сразу скажем: это получалось не очень.
Зал Придворной Певческой капеллы. Эскиз Л. Н. Бенуа.

Художественная политика филармонии была общей для обеих площадок, Большой зал давал «Академические симфонические» и «Академические хоровые концерты», их главными исполнителями были штатные Филармонический оркестр и Хор Академии филармонии ( Капеллы). Свой штатный коллектив существовал и в Малом зале – Академический квинтет, который проводил «Академические камерные концерты».

Но если открытие Большого зала 12 июня 1921 года, ознаменовавшее начало истории филармонии, громко освещались в текущей прессе, то открытие Малого зала прошло, судя по всему, незаметно. Первые из сохранившихся в архиве программ, датированные 14 и 21 июля 1921 года, отпечатаны на машинке. Оба вечера посвящены Бетховену. В состаренных временем экземплярах едва угадывается список исполненных участниками Академического квинтета сочинений, он внушителен: струнные квартеты №№ 5, 6, 14 и 16, струнный квинтет и два фортепианных трио. При этом оформлена машинопись тщательно, с указанием тональностей и опусов в западной традиции (B-dur, ор. 97; Es-dur, op.20). Следующие два концерта Квинтета пройдут 29 июля и 4 августа с уже официально изданной типографской программкой: вечер 29 июля вновь посвящен Бетховену, второй концерт – Шуману, Танееву и Мендельсону.
Программка концерта в Малом зале 14 июля 1921 года.

Первый камерный сезон продолжится в ноябре. Очевидно, что его события планируются более тщательно. Вместо концертов раз в неделю теперь всего лишь за неполный месяц их состоится девять. 17 и 20 ноября Хор Академии филармонии исполнит под управлением Михаила Климова «Литургию Св. Иоанна Златоуста» Чайковского к 28-й годовщине смерти композитора. Мемориальные даты отметят и двумя циклами. Первый из пяти концертов (18 ноября – 2 декабря) прошел в ознаменование 130-летия со дня смерти Моцарта. Прозвучали его струнные квартеты и квинтеты, фортепианные трио, сонаты – для скрипки, фортепиано и двух фортепиано, вокальные сочинения, а к участникам Академического квинтета присоединились другие петроградские артисты.

«Вестник театра и искусства» (от 6.12.1921) опубликовал пространную рецензию на концерты цикла, в которой автор Николай Стрельников особенно подчеркнул значение опыта ансамблистов, приобретенного в знаменитом дореволюционном Квартете герцога Мекленбургского (вскоре такие отсылки будут недопустимы):

«Не ясно ли, что, взяв на себя огромную задачу в замкнутом пятиконцертном цикле провести шесть струнных квартетов и целый ряд других камерных произведений Моцарта, Академический квинтет Государственной Филармонии оказался лицом к лицу с трудностями по нынешним временам несоизмеримыми и неисчислимыми. И если все-таки Академические квинтетисты «с честью» вышли из затруднений, то причина тому – старая дисциплинированность «мекленбуржцев», их большая работоспособность и давняя традиция камерного исполнения».
Программка концерта Квартета герцога Мекленбургского, 1901 год.

В декабре, 9 и 13, Академический квинтет проведет и цикл из двух концертов в честь Чайковского – со струнными квартетами (все три), трио «Памяти великого артиста» и секстетом «Воспоминание о Флоренции». Они окажутся последними в истории первого «Малого зала» филармонии.

К этому времени жизнь внесла существенные коррективы в структуру организации. Еще в сентябре 1921-го Капеллу выведут из штатного расписания и напрямую подчинят Петроградскому отделу профессионального образования (филармония была в ведении Наркомпроса), а 1 июля 1922 года она получит статус самостоятельного юридического лица как Государственная капелла Петрограда. Перераспределят и имущество: здание на Мойке, 20, исторически принадлежавшее Придворной Певческой капелле, вновь станет домом для хора и школы малолетних певчих. Хор Капеллы сохранит присутствие в афише Большого зала, причем какое-то время коллектив продолжат называть Хором филармонии. Но Малый зал свою площадку потеряет. И это было лишь началом его долгих скитаний.
Хор Капеллы, 1920-е годы.
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

В зал Капеллы филармония еще вернется, но уже как гость: в 1930-е камерные вечера здесь будет проводить филармоническое Концертное бюро, а с 1953-го зал станет почти на три десятилетия вторым домом для Симфонического оркестра филармонии – бывшего оркестра Ленинградского радиокомитета.

А пока концертный сезон Малого зала продолжится в Большом зале – в просторном фойе, ныне известном как Бетховенское (здесь есть свой сюжет, о котором речь впереди).

Малый зал Государственной филармонии
Михайловская (Лассаля), 2
Большое фойе

18 марта 1922 – 31 марта 1927

Вероятно, с новым помещением для камерных концертов определились не сразу. Новый Малый зал открылся после трехмесячного перерыва 18 марта 1922 года. Поначалу планировали по два концерта в неделю (в основном, по вторникам и пятницам), с апреля их стало больше, хотя случались и десятидневные паузы. Всего до 14 июня здесь проведут 29 концертов. График выстраивают так, чтобы не смешивать входящую публику: даты событий в обоих залах в первом сезоне совпали лишь раз – 6 июня, и в этот вечер Большой зал сдвинул начало концерта на пятнадцать минут – не в 8 вечера, как обычно, а в 8 с четвертью. С третьего сезона концерты в Малом зале начинаются в 20.30. Сезоны открывают, как правило, в декабре, хотя в 1924/1925, 1926/1927 и 1930/1931 они стартуют в октябре.

Программки издают не на каждый концерт, информация нередко подается в рукописных или машинописных вариантах. В рукописной книге, где отражаются все, день за днем, события Большого зала, по отношению к Малому залу такая тщательность не соблюдается, а к концу 10-летия здесь указаны даты, жанр и фамилия исполнителя. Пробелы в фиксации программ Малого зала очевидны благодаря прессе: не все рецензируемые концерты обнаружены в архивах филармонии.

Но напечатанные в типографии программки свидетельствуют: в Малом зале до поры до времени царила особая вольница. На первой полосе указаны адрес и город: «Михайловская ул., 2» (в 1918–1940 улица носила имя Лассаля), «Петербург», и лишь с 25 апреля 1922 года появляется «Петроград». Для столкнувшихся с новой реальностью музыкантов это была некая автономная территория «для своих». И, вероятно, контролировалась она со стороны учредителя не столь пристально.

«Свои», впрочем, стремительно разъезжались. 18 апреля 1922 года Академический квинтет провел свой бенефис в Малом зале, а уже 14 июня того же года дал свой последний концерт. Сначала эмигрируют виолончелист Сигизмунд Буткевич, в 1923-м – скрипач Йозеф Кёниг и альтист Николай Шиферблат. Примариус Квинтета Наум Кранц покинет страну в 1927-м, единственная оставшаяся в Советской России участница ансамбля пианистка Стефания Банцер уйдет из жизни в 1929-м.

В штатном расписании филармонии Академический квинтет, распавшийся «вследствие отъезда некоторых его участников за границу» (такая формулировка приведена в официальном отчете в книге «Десять лет симфонической музыки». Л.: Изд-во Гос. филармонии, 1928), уже в 1922 году сменит другой ансамбль с более счастливой и долгой биографией – Квартет имени Глазунова. Именно он будет главным героем ансамблевых программ Малого зала, которые останутся отдельной линией репертуарной политики, теряя, впрочем, название «Академических камерных концертов».
Программка концертов Квартета имени Глазунова в Малом зале 22 и 29 декабря 1925 года (фрагмент).
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Складываются и другие вполне традиционные для камерной сцены формы: фортепианные, вокальные, скрипичные, виолончельные вечера. Их дает консерваторская профессура старшего и среднего поколения – Леонид Николаев, Софья Акимова, Ирина Миклашевская, и их молодые коллеги – Мария Юдина, Владимир Софроницкий, блеснувшие звезды Владимир Горовиц и Натан Мильштейн, солисты Мариинского (тогда ГАТОБа) и Михайловского (тогда – МАЛЕГОТа) театров. Хотя в концертах встречаются и совсем незнакомые имена – кажется, они сохранились в истории лишь благодаря программам Петроградской филармонии.
Запись в рукописной книге концертов от 6 декабря 1923 года: концерт Натана Мильштейна и Владимира Горовица.
© Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

Изредка выступают в Малом зале и драматические актеры. 16 мая 1922 года здесь проходит необычный вечер. Сегодня бы его назвали литературно-музыкальным. Но тогда, когда искусство мелодекламации, столь популярное на рубеже ХIХ и ХХ веков в салонах и на сценах Петербурга, еще не казалось неуместным, а за окном витал дух поэзии Серебряного века, представители которого еще гуляли по петроградским улицам, программу озаглавили изысканно: «Вечер поэзо – музыки. Опыт музыкально-поэтических сближений». За роялем была Вера Епанешникова, а под музыку Кюи, Рахманинова, Лядова, Скрябина, Шопена и Грига стихи Пушкина и Фета читали актриса Александринского театра Мария Ведринская (в 1923-м она эмигрирует) и актриса БДТ, муза Константина Коровина Надежда Комаровская. 20 декабря 1947-го она будет читать «Письмо киргизских поэтов тов. Сталину» в Большом зале. А пока, в Малом, примет участие и в исполнении триптиха «Голос музы» Артура Лурье на стихи Анны Ахматовой «для ритмического чтения с сопровождением женского хора». Триптих прозвучит, наряду с сочинениями Стравинского и Прокофьева, 18 мая 1922 года в пятом концерте цикла «Вечера современной музыки».
18 мая 1922 года.

Музыка современников займет отдельную важную нишу в репертуаре Малого зала. С участием композиторов здесь проходят авторские концерты Леонида Николаева (только премьеры), Александра Гречанинова (1923), Анатолия Канкаровича (1923), Сергея Василенко (1924), Александра Глазунова (1926), музыку для скрипки и фортепиано Прокофьева и Шимановского включают в свою программу Натан Мильштейн и Владимир Горовиц (1922), Прокофьева, Скрябина, Анатолия Александрова, Мясковского и собственные сочинения играет на клавирабенде Самуил Фейнберг, квартеты Дебюсси, Роже-Дюкаса и Равеля исполняет Квартет имени Глазунова…

В декабре 1924 года в Малом зале по субботам серию из трех концертов «Новая музыка» филармония устраивает с Российским институтом истории искусств. Первый вечер 11 декабря посвящен Сергею Прокофьеву и Паулю Хиндемиту (по отделению). Через неделю играют Казеллу, Стравинского и Малипьеро, в основном – премьеры. С ремаркой «все сочинения исполняются в первый раз» прошел третий вечер – полностью из музыки Артюра Онеггера.

Концерты серии обстоятельно рецензировались в печати. Страстный адепт новой музыки Игорь Глебов (Борис Асафьев), словно призывая в свои ряды «не доросших» до нее слушателей, провоцируя их, пишет (вечерний выпуск «Красной газеты» от 30.12.1924):

«В свое время на «вечерах современной музыки» произведения французских импрессионистов, а также передовых немецких и русских композиторов воспринимались одними слушателями с пеной злобы, другими с иронической усмешкой. Теперь произведения этих композиторов не вызывают недоумения; на них даже ссылаются все, кто страшатся новых дерзаний и не допускают побегов жизни за оградой своего сада, — ссылаются оттого, что их смущают более современные произведения новой музыки, включенные в цикл камерных концертов Госуд. Акад. Филармонии».

Об этом же, но в примирительном ключе, не забыв поругать «современный Запад», который «далеко ушел вперед» в композиторской технике, но лишен «внутренней, творческой сущности и глубины», пишет композитор Валериан Богданов-Березовский («Жизнь искусства» от 24.01.1925):

«Надо отметить, что в публике (довольно многочисленной к тому же) чувствовалась общая симпатия к самой идее концерта, к авторам и их проводникам-исполнителям. Слушали внимательно — смущались, смеялись, возмущались — во всяком случае, принимали исполняемое близко к сердцу».

Рецензируемая серия обозначена в афише как «2-я»: либо первая проводилась в другом зале, либо программки затерялись. Третья серия – ее устроят этой же зимой – подробно и нелицеприятно анализируется в журнале «Жизнь искусства»: музыку 5-го квартета Мийо автор называет «ушераздирающей», а квартет Шенберга – «утомительной цепью надуманных и сухих звукокомбинаций», но благосклонно отзывается о последнем – третьем и единственном сохранившемся в архиве концерте 19 февраля 1925 года с сочинениями Кшенека и Хиндемита.

С пятого сезона новинки исполняются при непосредственном участии «Ассоциации современной музыки». В Москве ее открывают в 1924 году как советское отделение Международного общества современной музыки – ISCM, а в Ленинграде – в январе 1926 года. Одним из учредителей становится Филармония. С 18 февраля 1926-го до 28 апреля 1927 года Ассоциация устроит в Малом зале 10 концертов (один из них – с повтором). В программах – французы, Шимановский, Шенберг, Хоакин Нин. Звучат Александр Черепнин, Прокофьев, особенно часто – Стравинский: их эмигрантский статус пока не обрел отрицательной коннотации. Исполняют, конечно же, членов АСМ – Николая Мясковского и Максимилиана Штейнберга, Иосифа Шиллингера и Германа Бика (оба они вскоре покинут страну), Владимира Щербачева, Юрия Шапорина, Владимира Дешевова, Гавриила Попова (28 апреля 1927 впервые прозвучит полная версия его Септета), Дмитрия Шостаковича – 2 декабря 1926 года он сыграет премьеру своей только что сочиненной фортепианной сонаты, соч. 12.

Композиторы нередко были участниками исполнений своих сочинений, а ремарки «в 1-й раз» сопровождали концерты Ассоциации современной музыки, представлявшей порой и вечера, сплошь составленные из премьер. С осени 1927-го АСМ уже не проводит концерты в Малом зале (в 1931-м ее назовут «сборищем чуждых пролетарской идеологии музыкантов» и распустят), но современная музыка сохранится в репертуаре – в программах Квартета Глазунова, клавирабендах (именно так они объявлены: Klavierabend) Александра Каменского, Михаила Друскина, Ариадны Бирмак, Ольги Берг, Софии Орман, в вокальных вечерах (их предпочитают называть «Вечер песни», хотя встречается и Liederabend) Лидии Вырлан (в январе 1928-го ей аккомпанировал Шостакович), Анны Кернер, Олимпиады Тарновской, Веры Духовской: один из ее тематических концертов с пианистом Михаилом Бихтером был посвящен «музыкальному творчеству русской женщины», начиная с XIX века – от княгини Елизаветы Кочубей до современниц. Кстати, показательны тексты, которые выбирают русские авторы для своих программ: это в основном символисты и акмеисты – сплошной декаданс!

Зал имени Бетховена
Малый зал
Бетховенское фойе

5 апреля 1927 – 31 мая 1931

Публика Большого зала филармонии нередко прохаживается в антракте по просторному фойе, расположенному ровно напротив самого зала. В течение нескольких десятилетий даже сотрудники-старожилы не могли ответить на вопрос: почему пространство, в котором много лет стоял монументальный бюст Баха (теперь он размещен перед фойе), называется Бетховенским. Эту загадку удалось раскрыть, разбирая подшивки архивных программ: 5 апреля 1927 года на камерной филармонической площадке состоялся Violinabend Ф.И. Шафира (его имя восстановить не удалось) – первый концерт, местом проведения которого стал «Зал им. Бетховена (Малый зал)».
Большое («Бетховенское») фойе, современный вид.

Имя композитора залу присвоили вскоре после того, как 27 марта 1927 года в Большом зале прошло «Торжественное заседание–концерт в ознаменование 100-летней годовщины смерти Бетховена под председательством Народного артиста А. К. Глазунова». Так официально открыли масштабные мемориальные мероприятия. Для молодой советской страны немецкий классик стал символом героических революционных преобразований. Потому дату, широко отмечавшуюся на родине Бетховена в Бонне и по всей Европе, не обошли стороной в Москве и Ленинграде. Бетховенский марафон в Большом зале стартовал, впрочем, раньше. 9 и 16 марта все Концерты и Фантазию для фортепиано и хора с оркестром сыграл с Филармоническим оркестром под управлением Александра Гаука  Артур Шнабель, он же 13 и 20 марта исполнил сонаты (всего десять, включая № 29 и № 32). До 8 мая прозвучат все симфонии Бетховена и «Торжественная месса», а за дирижерским пультом – Николай Малько, Отто Клемперер и Ганс Кнаппертсбуш.

Ничего подобного этим событиям в Малом зале не случится, но годовщину смерти композитора здесь отметят присвоением залу имени Бетховена. На художественной политике это, впрочем, никак не скажется. В следующем сезоне в программах не будет ни одного бетховенского сочинения, позже появятся отдельные квартеты и сонаты, чаще – фортепианные. Единственный монографический концерт (прежде таких было немало) с пятью сонатами дал 19 декабря 1930 года пианист Григорий Коган (1901–1979), а 7 января 1931-го композицию «Песнь о Бетховене» по роману «Жан Кристоф» Ромена Роллана читал артист МХТ-2 Александр Глумов.

Итоги первого десятилетия

За десять лет в Малом зале произошло немало интереснейших событий. Но, пожалуй, не меньше было и случайных, «необязательных» концертов. По сохранившимся архивным документам очевидно, что Малый зал оставался для филармонии сопутствующим видом деятельности. Об этом свидетельствуют и имена выступавших здесь артистов: большинство из них редко выходили на сцену Большого зала, о многих сегодня практически ничего неизвестно, не удается даже расшифровать инициалы. О вторичности камерной площадки в жизни филармонии говорит и сам объём архивных документов. Официальная реклама концертов нередко размещалась лишь в подвале афиш Большого зала или в публикуемых в периодической печати анонсах. Причем, если программы камерных концертов БЗФ и здесь указывали полностью, то в анонсах МЗФ перечисляли лишь композиторов, а порой не делали и этого.
Анонс концерта в Малом зале 6 и 10 февраля 1930 года.

Такой же лаконичной со временем стала информация в рукописной концертной книге, где с сезона 1929/1930 порой отмечены лишь даты, жанр и фамилия исполнителя.

Все же, ориентируясь на рукописную книгу, можно восстановить близкую к реальности картину жизни Малого зала в 1922–1931 годы и примерное количество концертов в каждом из сезонов. Это любопытная статистика: 1-й сезон – 41 концерт, 2-й – 31, 3-й – 31, 4-й – 10, 5-й – 27, 6-й – 23, 7-й – 15, 8-й – 2 (всего!), 9-й – 50, 10-й – 92.

Красноречивы и другие цифры из рукописной книги – количество проданных билетов: в среднем оно колебалось от 60-ти до 120-ти. Случались и другие цифры. Например, три подряд концерта Квартета имени Глазунова на открытии 2-го сезона в декабре 1922 года посетили соответственно 54 человека, 59 и 127. Больше всего билетов купили на программу из Бетховена, Шуберта и Брамса. Но когда 13 февраля 1923-го Квартет исполнял музыку современников, в зале был 21 слушатель. Всего 18 билетов продали на Liederabend некоей Марии Арсеньевой в апреле 1930 года. Это был минимальный показатель. Максимальный – 284 человека – отмечен 2 марта 1923 года на Klavierabend’е Л. Юдковской. И хотя в истории фортепианного исполнительства имя пианистки не сохранилось, очевидно, что среди современников у нее было много поклонников, давших сегодня возможность определить вмещаемость Малого зала: заметим, что сейчас на концертах в Бетховенском фойе можно с трудом усадить 170 человек.

В последние два сезона Зал имени Бетховена увеличил свою активность, но по-прежнему оставался убыточным. Публику привлекали сюда по талонам, выданным на пропущенные концерты абонементов Большого зала (они появляются с осени 1926-го), но и это мало помогало.

Впрочем, главные проблемы лежат не в финансовой, а в идеологической плоскости. Вопросы развития музыкального искусства теперь решаются на партийно-государственном уровне.

12 и 13 июня 1929 года в Москве проходит специальное совещание Отдела агитационной пропаганды ЦК, где отмечают:

«Говорить о музыке как об орудии новой культуры пока еще не приходится. Сейчас мы только приступаем к тому, чтобы этот вид искусства превратить в орудие коммунистического воспитания, в орудие классовой борьбы».

(Цитата по книге Е. С. Власовой: «1948 год в советской музыке». «Классика XXI», 2010. С. 7)

Приступали решительно. Уже на следующий день, 14 июня в Большом зале Анатолий Луначарский открывает Первую Всероссийскую музыкальную конференцию. На хорах, прямо над памятником Ленина, растянут огромный транспарант: «Музыка пролетариату!» И это выглядело смысловой рифмой, завершающей ряд: Власть народу! Землю крестьянам!

На конференции присутствуют 260 делегатов и множество гостей. Утвердили списки благонадежных композиторов, к коим, за исключением отдельных сочинений, отнесли Бетховена и Мусоргского, позволили исполнять что-то из Вагнера и Даргомыжского, Прокофьева и Стравинского, и даже что-то из зарубежной современной музыки. Но здесь рекомендации были расплывчаты. Утвердили и концепцию «Музыка – массам». Общественная организация с таким названием была учреждена в Москве еще в феврале 1929 года. А уже в ноябре Сталин объявит 1929 год «годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства».

Пафос лозунгов предстояло воплотить в жизнь Ленинградскому отделению концертного государственного акционерного общества «Советская филармония» – «СОФИЛ»: так по Распоряжению Наркомпроса от 17 июля 1929 года будет называться Ленинградская филармония до 1931 года. Для решения поставленных задач вполне достаточно Большого зала.

Еще в 1924 году критик Владимир Музалевский опубликовал в «Жизни искусства» (№ 47) рецензию на концерты Квартета Глазунова в Малом зале, заметив:

«Деятельность квартета по существу является служением, хотя и возвышенному, но слишком интимному виду музыкального творчества и потому не вполне созвучному переживаемой нами эпохе».

И хотя автор тут же утверждает, что это обстоятельство не должно остановить «хранителей старых музыкально-культурных ценностей» камерной музыки, его мнение больше не отвечает идеологической политике. Последний концерт проходит в Зале имени Бетховена 31 мая 1931 года. Это клавирабенд Андрея Гарфельда (1906–1938) – этнического немца, выпускника Ленинградской консерватории, расстрелянного 11 октября 1938 года.

Так завершится первая глава в истории Малого зала филармонии.

Продолжение см.: Малый зал-II. Без своего дома (1931–1941)

И. Р.